— Разве вы подавляете волю сына, указывая, где и с кем ему быть?
Она на секунду задумывается, но усмехнувшись, качает головой.
— А я не Константин Петрович, у меня обычная жизнь. Я не говорю, что он прекрасный человек. Все мы не без греха. Но то, что он вас любит — чистая правда. Ни дня не прошло, чтобы он не говорил о вас.
— Тамара, он отдал меня совсем маленькой девочкой в детский дом, а потом заплатил приемной семье, чтобы они меня удочерили. Все это время он был рядом, но не захотел, чтобы рядом была я, — смахиваю непрошеную слезу. Обида детства прорывается, расталкивая броню. Я плачу не из-за себя, а из-за той маленькой Алисы. Которая сражалась с этим злым миром в одиночку, думая, что совсем одна, пока самый родной единственный человек жил себе припеваючи.
Никогда я этого не пойму и не приму. Хотел спрятать, увез бы в другой город или страну. Или как там еще делают богатые люди. А судя по этому дому у отца проблем с финансами нет. Но нет же, выбросил как нашкодившего котенка.
— Я влезла не в свое дело, простите, — она поспешно открывает дверь и убегает. Я кошусь на еще горячий плов и снова не испытываю чувство голода. Но поесть нужно, иначе свалюсь в обморок от переживаний.
Плов — идеальный: рис рассыпчатый, мясо нежнейшее, а специи какие! Хоть что-то приятное во всем этом дерьме есть. Детдом научил меня искать, по возможности, положительные моменты в совершенно отрицательных ситуациях. В данном случае, кормят меня потрясающе. На этом положительное закончилось.
Ладно, я лукавлю. Как бы больно и тяжело мне не было, отца я рада видеть. В глубине души, но рада. Осознавать, что жив, что здоров. Обида сильнее, но все же… Я так долго его ждала.
Стук в дверь разрывает поток моих противоречивых мыслей, оборачиваюсь на звук.
— Так спокойно на душе, когда ты рядом, здесь, в этом доме, — отец обходит комнату, но не приближается ко мне. Становится у окна, сцепив руки в замок за спиной.
— А я не испытываю радости, — печально хмыкаю.
— У меня не было выбора, дочь.
— И мне ты этот выбор не предоставил, — отламываю кусок свежего хлеба, катая мякиш в руке, — Что с Игнатом?
Разумеется, я интересуюсь не из вежливости, и уж тем более не потому что, волнуюсь. Напротив, я очень надеюсь больше никогда не видеть его в своей жизни.
— Провел воспитательную беседу, он кается. Больше не будет тебя обижать, — спокойно парирует. А у меня внутри буря негодования нарастает.
— То есть достаточно воспитательной беседы и все, можно простить? Так ты серьезно хочешь выдать меня замуж за него? — откидываю кружок из хлебного мякиша на поднос.
— Я планов своих не менял.
— Отец, родненький, — подбегаю к нему, утыкаясь в грудь, — Пожалуйста, не отдавай меня ему. Зачем мне вообще замуж?
— Нужен наследник. Сына у меня не получилось, пускай хоть внук будет.
Обида топит сердце, разгоняясь со скоростью света. Дочка неугодная была, подавайте мальчика.