Все время думаю о Паше, прокручивая в мыслях нашу последнюю ночь. Сейчас мне остро необходимо сказать, как сильно я полюбила его, как благодарна, что он показал какая любовь может быть. Да, не очень правильная, но в нашей ситуации про экологичность и заикаться не стоит. И все же на этом пепле удалось построить отношения.
И больше всего сожалею, что у меня не хватило смелости сказать ему правду.
Сказать, что я это Я.
— Отец, ты здесь? — подаю голос и повторно стучу.
— Да, — очень тихо и хрипло, но я различаю его голос за дверью. И какого черта он не реагировал на стук?
— Могу я войти?
— Валяй, — откликается в ответ. Голос, кажется, пьяный. Надеюсь он не причинит мне вреда в таком состоянии.
Захожу в кабинет, отец сидит в кресле, слегка развалившись и вытянув ноги вперед. Я была права, он пьян, но не сильно. Отстраненно рассматривает бутылку с коньяком, словно не здесь находится, а где-то внутри себя.
— У тебя что-то случилось? — присаживаюсь напротив. Мне плевать, что на самом деле у него происходит, я все еще ужасно зла, но где-то в глубине души еще крутится что-то былое. Все же он мой отец. Даже если такой.
— Вот и сказочке конец, а кто слушал — молодец!
Он усмехается, потирая устало глаза, и делает жадный глоток, выдыхая.
— И что это значит?
— Потерпи, дочка. Скоро ты вырвешься из оков ненавистного отца.
— А можно перестать говорить загадками, а попробовать вести адекватный диалог? — раздражаюсь, потому что ни черта не понимаю.
— Да все просто. Нашли они возможность выкрутит мне руки, что ж, я знал, рано или поздно это произойдет, но думал, у нас будет больше времени провести вместе.
— Ты не особо проявлял желание поговорить со мной, — пожимаю плечами, — И пытался выдать замуж наильно за нелюбимого человека.
— Ты, глупышка, так ничего и не поняла. Я пытался переписать на тебя все активы, а по внутреннему уставу нашего предприятия — женщина не может стать владельцем. Это была вынужденная мера.
— А как же речь про внука? — прищуриваюсь, не верю я ему.
— Ну до восемнадцатилетия твоего сына, у тебя был бы доступ ко всем средствам. Игнат никак не смог повлиять на деньги, а вот после совершеннолетия твой сын бы сел в кресло генерального. Я все продумал, дочка, — отворачивается в сторону стены. Провожу взглядом за ним.
Только сейчас замечаю, что на стене висит картина. Сердце сжимается. На ней карандашом нарисована женщина с младенцем на руках, черно-белый портрет.