— Что показалось? — вытаращилась я на него.
— Я здесь один.
Я даже не поняла сначала, что он сказал.
— А этот индивид, по-вашему, мне мерещится? — наконец отмерла я, созерцая этот донельзя наглый дуэт мужчин.
— Да, — кивнули оба.
— А если он мне мерещится, можно я дам ему в глаз? — неожиданно даже для себя спросила я. И наверное, даже сразу бы это и сделала — я чувствовала, что сейчас и в глаз, и под дых, и по коленной чашечке не постеснялась бы дать своему обидчику… но мне помешал забор.
Мужчины снова переглянулись, и боевик внезапно ткнул мне пальцем за спину:
— По-моему, там кому-то плохо.
Я обернулась, увидела с интересом смотревших на нас адепток, к которым подошли уже несколько одногруппников. Все вели себя адекватно. Плохо точно никому не было.
Я повернулась назад к боевику, увидела, что он стоит один, и обличительно произнесла:
— Вы меня обманули!
— Послушайте, а что вы здесь делаете? — предпочел проигнорировать он мои обвинения.
— Курирую, — мрачно ответила я. — Где этот гад?
Где-то на периферии сознания я понимала, что называть прилюдно гадом замминистра образования неправильно и даже вредно. Но именно сейчас слова из песни, которая играла и била в набат в моей душе, выбрасывать не хотелось.
— Не понимаю, о ком вы. Я шел по улице один.
— Не верю! — Магистр смотрел на меня такими честными глазами, что я засомневалась. И произнесла уже менее уверенно: — Вы же с ним разговаривали…
— С кем? — Боевик изобразил настоящее беспокойство о моем душевном здравии. — Эйлин, вы сегодня пили?
— Я?! — почему-то возмутилась, но под требовательным взглядом потупилась и призналась: — Ну разве что немного пива.
— Вам нельзя пить, — уверенно произнес он.
— Я уже взрослая девочка и сама решаю, что мне делать, а что нет! — вздернула подбородок. Сколько можно меня воспитывать?! И кому?! — И вообще, я тут ребят курирую!