Поступь империи. Бремя власти: Между западом и югом

22
18
20
22
24
26
28
30

– Пли!

Шеренги затрещали выстрелами. Пороховые облачка на секунду скрыли за собой фронт. И тут же, отвечая противнику, начали стрелять русские воины, получившие за секунду до выстрела противника команду «На колено!». Когда цель уменьшается в размерах едва ли не в половину, попасть в нее становится делом много сложнее. Другой вопрос в том, что сделать это можно только обладая дисциплинированным отрядом, выдержкой и толковыми офицерами.

Именно поэтому потери в русском строю оказались минимальны – не больше полутора десятков солдат лежало на траве, по большей части раненые, и к ним спешили лекари из вспомогательного отряда.

Русский строй стрелял не по общепринятой тактике ротных залпов, когда солдаты перед атакой выстраиваются в шеренгу и только потому стреляют. Солдаты в зеленых мундирах вели пальбу взводами по двадцать пять человек, достигая поразительной эффективности, ведь цели указывает сержант, а лейтенант лишь направляет роту в нужную сторону и следит за тем, чтобы команды вышестоящего командира исполнялись вовремя и точно. Сама же баталия пехоты ложилась прямиком на унтеров, главным среди которых бесспорно был старшина, заместитель ротного по военной части. Он ведь даже приказы командира дублирует, а во время боя может и самолично отдавать, если тот недееспособен.

Так что, когда перед саксонскими и польскими солдатами видимость восстановилась, они увидели жуткую картину: вместо организованной «правильной» формации и четких приказов противник вел хаотичную стрельбу, когда не поймешь, кто за кем и когда должен стрелять. С непривычки офицеры растерялись, но длилось это до той поры, пока позади марширующей второй волны не показались эскадроны летучих гусар, по праву признанных одними из лучших кавалерийских соединений прошлого столетия. Когда-то гусария наводила ужас на вражеские полки, не стали исключением и русские войска. Ярким примером стала битва при Клушине. Тогда семь тысяч кавалерии поляков разбили тридцатипятитысячную русскую армию. Правда слава летучих гусар канула в Лету…

Но, по-видимому, не все гордые шляхтичи это осознали, раз решили выступить против пехоты, вооруженной дальнобойными фузеями. Жаль только, весь потенциал оружия русские полки не могли реализовать – не хватало боеприпасов, на каждую фузею выходило не больше двух дюжин бумажных патронов. Про казнозарядные фузеи речи вовсе не велось – в первую очередь вооружали лучшие полки. И корпус под Смоленском к таковым пока не относился. К тому же получал новинки военного гения оружейников по остаточному принципу. Хотя и этого противнику оказалось достаточно!

Против одного залпа русские выдали три, выбив две трети наступающих первой волны. Оставшаяся треть уцелела лишь благодаря тому, что заходила во фланг корпусу и ее почти не потрепало. Но и им на подходе досталось, ведь стреляли русские воины чаще и, чего скрывать, куда более метко, чем саксонцы и поляки, вместе взятые.

Первая часть сражения началась, как планировал Паскевич – полки, которые кинули против него, вот-вот обратятся в бегство, до них они уже не зайдут, а там глядишь и вторую волну выбить удастся. Моральная составляющая у них здорово упадет, да и как не упасть, если паникующие товарищи бегут куда глаза глядят, тут удержаться в марширующем строю ой как сложно!

Рядом с генералом, занявшим место в строю в первом эскадроне Смоленского полка, замерли трубачи. Гусары меж тем весело разговаривали меж собой, словно и не шло сражение, не лилась рекою кровь. Но это понятно, в гусары идут лихие рубаки, такие самому черту хвост на рога закрутят и будут о веселой ночке с разбитной девахой беседовать.

Между тем рисунок боя начал меняться. И не от того, что в первой волне в строю остался лишь каждый третий, вовсе нет, просто на поле боя появилась кавалерия. Но ударила она не во фланг, как думал генерал Паскевич, а в центр, туда же, где полчаса назад избивались польские пешие полки.

– Дураки! – зло прошипел Стефан, глядя на польскую шляхту, с веселым посвистом летящую по полю боя среди трупов своих же собратьев прямо на русские пушки. – Их командира мало отдать под трибунал, его нужно сварить живьем…

Трубачи вопросительно глянули на генерала, и тот, тяжело вздохнув, приказал:

– Артиллерии – беспокоящий огонь.

Пара труб издала два длинных, секунд по десять, сигнала. И словно только этого и ждали, шестифунтовые пушки дали залп. Но на сей раз «кубышки» ударили не в плотный строй наступающей второй волны, а хаотично, будто каждый наводчик выбирал свою цель. Минутой позже выстрелы повторились – картина та же, каждое орудие вело огонь по своей цели. Пусть зона поражения и накрытия таким образом снижалась, но психологический эффект оказался куда значимей, ведь теперь враг не знал, куда нацелится орудие в следующий раз…

«Все слишком предсказуемо», – довольно подумал Паскевич, глядя на трупы врага, устилающие поле перед русским строем. Вот-вот вторая волна будет перемолота так же, как и первая, а уж после можно будет приступить ко второй фазе.

– Твое сиятельство, нам во фланг зашли полки имперцев! – К эскадрону гусар, откуда командовал боем Стефан, подлетел на взмыленном коне вестовой Тверского полка, что занимал крайнюю точку в строю.

– Откуда?

Сказать, что Паскевич удивился – ничего не сказать. Такого просто не могло быть, ведь если они не учли все силы противника, то вся картина боя может оказаться неверной, а это приведет только к одному – к поражению.

– Они пришли по дороге, той, что в деревеньку Семяжниково ведет.

– Много?