Сколько бы подобная жизнь корпуса продолжалась – никто не знает. Но развязавшие войну против России смахнули с этого, казалось бы, сонного царства скуку, взбодрив генерал-майора и дав ему возможность в кои-то веки проявить себя в баталии. Тем более что от Генштаба пришел рескрипт: «связать силы противника боем, вымотать основные силы и по возможности выбивать отряды фуражиров…» Правда про окончание Паскевич решил не думать, ну подумаешь, сказано не вступать в полноценное сражение. Да и как такое возможно, генералу было непонятно – воевать так воевать. И нечего воду в ступе толочь, врага бить надо, а не па перед ним выписывать, не менуэты ведь танцуют!
Так что, стоило авангарду противника пересечь границу, как корпус узнал об этом. Однако вводить полки в город генерал-майор посчитал не нужным – артиллерию при таком раскладе придется уводить, а без нее воевать будет ой как тяжело. Хоть полевые пушки русской армии выглядели маленькими и неопасными, особенно если сравнивать их с циклопическими орудиями Османской империи, но это только казалось, и в противостоянии батарей еще неизвестно, способны ли в Европе им что-либо достойное противопоставить. Гений русских оружейников шляхтич со скрипом, но признал. А иначе просто не смог бы командовать корпусом, ведь, сдавая аттестацию, приходилось не только на бумаге описывать разные ситуации, но и «воевать», используя все имеющиеся под рукой силы.
В итоге после долгих дум Паскевич решил действовать самостоятельно, наплевав на рескрипт Генштаба. И в течение почти трех недель ничем не выдавал своего присутствия. И когда город вот-вот должен был пасть (а уж разведчиков генерал выставить не забыл), он решил дать противнику бой.
Благо, что в корпусе шесть полков, с полевой артиллерией и гусарскими эскадронами. А это как-никак девять тысяч воинов. Мало? Возможно, но план, по которому Паскевич хотел действовать, предполагал атаку на пересеченной местности, и большие силы для него не годились. К тому же два батальона из Смоленского и Тверского полков перекинули в город до осады. На усиление.
Загодя прорубили дорогу для полевых пушек, подпилили деревца рядом с краем леса, того, откуда сейчас выходили, и рыли сотни волчьих ям, изредка отвлекаясь на то, чтобы спрятаться от редких патрулей войска Савойского. Заботиться о деревенских жителях, в изобилии расселившихся на благодатной смоленской земле, генералу не пришлось – те, заблаговременно оповещенные, собрали пожитки, выгнали скот и отправились в дремучие чащобы, пережидать бурю, обрушившуюся на их край. Да, многие печалились, особенно по тому, что скоро пахать да сеять надо, а времечко уходит, не будет русский человек под ярмом захватчика работать, знает, что добра от врага не дождется…
Правда остались некоторые семьи, надеялись, что минует их судьба, солдаты незлобливые попадутся, да и просто ленивые. Им-то первым и подпустили красного петуха, потому как в окрестностях шастали не простые воины от сохи, а псы войны – наемники, готовые за лишнюю медяшку брата с отцом удавить, да еще на их могилке сплясать!
И все же, именно благодаря превентивным мерам, провизии фуражиры собрали сущие крохи, а кормов для скота вовсе не нашли, разве что черные проплешины на земле – те, что еще недавно стогами были…
– Ваше сиятельство! Полки готовы.
К генерал-майору подошел майор Пронин, штабной офицер, ведающий делами корпуса едва ли не больше самого командующего, однако соблюдающего должный пиетет и блюдущий чинопочитание. Увы, но именно таковые люди самые приспособленные к работе среди высших чинов, и не важно, армия это, министерство или вовсе какая-нибудь новомодная компания, коих за последние пяток лет развелось тьма-тьмущая.
Сам генерал восседал на гнедом невысоком жеребце с роскошной гривой и злобным характером. Каштар достался Паскевичу как дар одного из вождей калмыков, еще в ту пору, когда их тысячи беспокоили прибалтийские земли и финский край. С виду жеребец был неказист, но норовом обладал бойцовским. Это генерал понял сразу, как сел в седло. Эти двое нашли друг друга, признавая право одного командовать и второго творить все, что ему заблагорассудится в остальное время. Каштара боялись. Но в бою конь отрывался на полную! Копыта, зубы и ломовая мощь творили нечто невообразимое со строем противника, нередко число убитых конем переваливало такое же число большинства кирасир или гусар, лихо рубящихся на передовой в самых жарких местах.
– Что ж, думаю, можно начинать, полюбовались на нас и будет. Труби: «Артиллерии бой!»
Стоящий рядом горнист выдал три коротких и один длинный звук. Следом за ним вторили еще двое: на правом и левом флангах. Пока из леса вышли только четыре полка, еще два в это время обходили по флангам и уже вот-вот должны были оказаться едва ли не в тылу противника. По крайней мере на это был расчет штаба корпуса и огромная надежда самого генерала. В противном случае, если замысел не удастся, им придется отступать, и не факт, что удачно – потерю орудий оправдать не получится.
Однако, как бы не мало казалось число воинов, построившись в двухшереножный строй с прогалами в виде полевой артиллерии на стыках батальонов, фронт удалось растянуть как на полноценных шесть полков. Тем более что фланги прикрывали по восемь эскадронов гусар, а инженерные роты суетились возле шестифунтовых орудий, спешно ставили рогатки и натягивали колючку.
Большая часть солдат прошла горнило не одного сражения, но были и новички, нюхавшие порох только во время учебных стрельб да в потешных баталиях. Им-то сейчас приходилось хуже всех, поэтому ветераны, из тех, кто поязыкастей, травили байки и прибаутки, внимательно наблюдая за однополчанами, не дай бог, в решающий момент дрогнет у новичка рука или вовсе ноги сами собой понесут прочь от врага. Таких нужно отсеивать задолго до битвы, но, увы, во время учебы оные проявляют себя неохотно, а вот в сражении сразу вскрываются – такие за Родину и товарища не умрут, просто даже если захотят: не смогут. Такова их натура трусливая, и винить в этом не стоит, из них хорошие снабженцы и хозяйственники получаются, но не воины…
Против русского корпуса противник вывел семь полков: по одному на центр и фланги – в первой волне и столько же во второй и еще один – конный стоял в резерве. Забили барабаны, и враг двинулся к кромке леса, перед которой спокойно ждали неприятеля солдаты в темно-зеленых мундирах. По мере сближения барабанщики противника ускоряли темп…
Ба-бах! Солдаты вздрогнули, но взрывов ядер поблизости не было. Кое-кто из новичков счастливо улыбнулся. «Уф, пронесло», – наверняка подумали они и крепче схватили приклад фузеи.
Причина «промаха» выяснилась очень скоро. Через пару минут над Смоленском появились черные маслянистые столбы дыма. Видно удачно легли ядра… а еще чуть погодя донесся возбужденно-радостный крик штурмующих солдат. Этот ор спутать с другим нельзя, его любой воин узнает из тысяч других!
То, что город вот-вот падет, генерал-майор Паскевич понял сразу, но менять план было поздно – если сейчас трубить отступление, будет только хуже. Им остается только вступить в бой и отвлечь на себя как можно больше сил, чтобы дать защитникам время, авось отобьются. Вот только почему сам генерал в это не верил?
Между тем разноцветные мундиры приближались…
– Пронин!