И ведь самое паршивое не в том, что подошли именно имперцы, а в том, что до них бойцы уже отбили атаку поляков. А тут сразу новая!
Майор глянул на бойцов, но на их лицах застыла решимость, ни намека на возможное смятение или тем более панику. Воины четко и слаженно готовились к бою, убирая в ременные петли дополнительные патроны…
А враг тем временем, перестраиваясь прямо на ходу, бросился на люнет, огибая его с двух сторон, стреляя прямо на ходу! Да так плотно, что русским воинам приходилось стрелять едва ли не вполглаза, чуть-чуть высунувшись из-за края.
– Бомбы! – вдруг закричал один из бойцов. И тут же за стену люнета свалился чугунный шар с тлеющим шнуром. И видно, метал профи – не прошло и пары секунд, как от серого хвостика остался лишь дым.
Ба-бах!
Рядом стоящие упали наземь: кто оглушенный, кто раненый, а двое вовсе пали уже мертвыми. А противник не останавливался, рвался вперед, стрелял и бросал бомбы, но теперь бойцы были настороже и, если успевали, бросали их за стены.
Но, как оказалось чуть позже, враг делал ставку не на бомбы, а на скорость своих ног и медленную реакцию русских воинов. Частично австрийцам план удался. Имперские солдаты все-таки добрались до четвертой стороны люнета: незащищенной и открытой…
В корпусе «Русских витязей» не было конницы, но зато имелись эскадроны поддержки, состоящие из калмыков и казаков, приданных им на время боевых действий. Часто вместе с конными разведчиками отправлялись воины из отдельных специальных отрядов. С эмблемой в виде оскалившегося волка. Некоторые из них уже успели снискать себе славу отличных бойцов, уничтожив немало разбойничьих логовищ. Хотя о многих операциях обыватели даже не догадывались. И быть может даже к лучшему.
Теперь же пришел черед испытать заматеревших «волчат» в горниле полноценной войны, где есть только свои и чужие, а о жалости вовсе не следует вспоминать…
Этот «выход в поле», как любит говорить наставник Алехандро, прочно осевший в Петровке пару лет назад, для Ялбу, младшего сына Аюки-хана, и Ярослава Тихого, сына каменщика, был не первым, но более волнующим, чем предыдущий. Сегодня два друга в составе казачьей полусотни уходили в глубь леса, следить за врагом и по возможности добыть языка.
Выступили, считай, под утро, когда началась канонада русских орудий. Но стоило им пройти меньше версты, как хорунжий Василь Маньяк остановил полусотню и начал о чем-то усердно совещаться со своим замом.
– Пойдем, послушаем? – предложил Ялбу.
Ярослав скептически хмыкнул, он за все время их знакомства постоянно попадал в истории, но исключительно благодаря калмыцкому другу, у которого как любил говорить наставник Петр, «шило в заднице». И хотя Ярослав считал друга за брата, которого у него никогда не было, но не признать истину не мог – Ялбу и вправду порой бывал несносен, особенно в моменты, когда задумывал очередную шалость. Распознавать оные Ярик научился давно: первый признак – это, конечно, чуток раскосые карие глаза, горящие нездоровым энтузиазмом. Второй – один из бравурных мотивчиков, напеваемых другом себе под нос.
«Кому-то строевые песни точно не дают спокойно жить», – как-то заметил сержант Петренко, глядя, как Ялбу, работая в наряде в лютый мороз, лихо насвистывает осточертевшие мелодии.
И вновь Ярослав Тихий с ним был согласен. Однако как бы там ни было, но оставлять друга одного он даже не думал. Оба кадета стояли друг за друга горой в любой ситуации: будь это стычка со старшекурсниками или урок по математике у дотошного наставника Епифана.
Вот и сейчас в глазах калмыцкого хана, принесшего клятву верности государю российскому, появился нездоровый блеск маньяка – человека увлеченного до потери здравого смысла.
– Мы на задании, – попытался воззвать к разуму друга Ярик.
– Так наше желание супротив него не идет, вон и остальные подтягиваются, мы лишь чуточку ближе подойдем, так, чтобы я услышать мог, – тут же ответил Ялбу.
Что-что, а в умении подвести теоретическую базу, пусть даже шаткую донельзя, ему на всем курсе не было равных. Особенно когда это касалось очередного «злодейства».
Ярославу ничего другого не оставалось, кроме как последовать за названым братом, который уже тихой сапой полез окольными путями к намеченной цели.