Поступь империи. Бремя власти: Между западом и югом

22
18
20
22
24
26
28
30

Чувствую, как с боков верные гвардейцы сбиваются в плотную шеренгу, готовят револьверы и палаши. Я снова на острие клина, справа – майор Нарушкин, а вот слева на сей раз лейтенант первой роты, Иван Протасов, мелкопоместный дворянин, пожалованный еще при Петре.

Говорят, на смерть, как на солнце, в упор не взглянешь. Вранье! Вижу ее вокруг себя, но не боюсь, ведь я не просто существую как тля, я – служу Родине! И это не просто слова.

В толпе предателей запела труба. Словно в ответ издевательски заржал Ярый, его поддержали кони лейб-гвардии. Последние метры до сшибки! Секунда и рука заученным движением бьет чуть наискось, и, хотя моя сабля больше подходит для пешего боя, но и палашам не уступает. Вжих! Первый упал…

Меня проклинали, молили о пощаде, призывали сдаться. Но все проходило мимо, будто звук почти выключили, и лишь отдельные реплики прорывались словно через толстый слой ваты.

В минуты боя меня подхватил неистовый порыв, тот, что делал человека когда-то в древности превыше богов. Все наносное, ненужное истаяло словно дым, и вся моя суть окуталась вихрем битвы.

Ярый – мой верный друг, мое продолжение, вскинулся на дыбы в тот момент, когда сразу трое предателей бросились мне наперерез. Копыта с мощными подковами замолотили по воздуху и попали прямо в висок одного из них. Хрустнуло. В воздухе мелькнул окровавленный клок волос, и на землю упал очередной мертвец.

Передо мной искаженные рожи, искры от бьющихся клинков, ржание сотен коней, вопли, мелькают шлемы, кирасы… Круговерть образов, в ладони скользит рукоять сабли. Слишком многих я уже убил, но не все проходит бесследно, вот приходит ощущение внутренней пустоты, словно после тяжелой, но необходимой работы. Чувствую – еще немного и свалюсь, глаза застит кровавая пелена.

Нет! Еще не время, еще немного, ну же! Пытаюсь себе внушить продолжать биться, но сил нет, а левая рука вовсе не слушается, то и дело стреляет острой болью, будто палач из Берлоги в открытую рану угля подсыпает.

Перед тем, как окончательно свалиться, слышу знакомый до боли клич: «Ур-ра!» – и мгновение спустя падаю на шею Ярого…

Глава 3

1 июля 1715 года от Р. Х.

Москва. Кремль

Сегодня должен начать заседать Царский Совет, во главе с императрицей, временно заменяющей государя на данном мероприятии. И уже не в первый раз. Много нового и полезного удалось сделать за немногие прошедшие заседания, даром что всего неделю в каждые три месяца собираются, ан рескрипты государя выполняют, за порядком следят и успевают еще новшества вносить таким образом, чтоб людишек в черное тело окончательно не ввести.

Трудна служба советников, всяк об этом знает: начиная с последнего гильдейского купца седьмой ступени и заканчивая министрами, кои и сами тянут Русь-матушку к величию и богатству. Впрочем, каждый понимал наставления государя по-разному. Вот поэтому ЦС в первую очередь разбирал двоякие задания, которых, к чести министерств, с каждым месяцем становилось все меньше, а к нынешнему заседанию и вовсе свели почти на нет.

Правда вовсе не очередное заседание беспокоило Юлию, к ним она привыкла, научилась получать удовольствие от общения с хитрованами-советниками и даже получать пользу от их демаршей. К тому же школы и лечебницы, находящиеся под патронажем императрицы стали получать куда больше пожертвований, чем раньше, и в этом немалая заслуга «понятливых» советников и их товарищей. Можно было бы подумать, что это некий аналог взяток, но только себе-то с тех денег и копейки не взяла, все в дело пустила: детишек воспитывать да хворь людскую изводить.

Мучили императрицу два вопроса. Первый – щемит сердце, с самого утречка, будто случилось чего с любым, и от этого на душе Юли будто кошки скребут, мир вокруг в единый миг стал не мил, хотя летняя красота России может соревноваться разве что с зимними пейзажами, освещенными солнцем. Но как бы плохо не было самой императрице, оставить дела без надзора она не могла – не боярыня ведь, чтоб семейное гнездо впереди государства ставить. Знает она, что Алексей об этом думает, и еще тоскливее от подобных дум становится, а потому приходится сжимать всю волю в кулак и не выказывать даже тени печали на молодом красивом лице.

Но если первая думка была о личных делах государыни, то второй вопрос, мучивший ее вот уже больше суток – это пухлый конверт, весь залитый сургучом, да к тому же доставленный не абы кем, а одним из людей всесильного князя-кесаря! И ладно бы просто передали, так ведь нет – сказали лично в руки государю. И не понятно ведь, срочно сие или подождать может. А ведь от неизвестности порой мучаешься куда горше, нежели чем от случившейся беды.

Вдруг из соседнего со спальней императрицы зала донесся беззаботный радостный смех. Так могут только дети – цветы жизни для каждого взрослого человека, готового нести ответственность за каждого.

– Стой, Ивашка, стой, кому говорю! – донесся оттуда же почти серьезный, но очень детский голос. И следом за ним топот маленьких слонят.

– Неа! – ответил «Ивашка».