Поступь империи. Бремя власти: Между западом и югом

22
18
20
22
24
26
28
30

Филипп чуть погодя в предвкушении улыбнулся. Пусть он не был столь же одарен, как король-солнце, но и идиотом не был. А если вспомнить последние лет пятнадцать, то и вовсе даже слыл умнейшим человеком своего времени.

И как всякий умный человек, он не спешил реализовывать появившуюся идею, вместо этого он записал основные тезисы и убрал лист в ящик стола. Пусть отлежатся, ведь они слишком ценны, чтобы о них кто-либо узнал раньше времени.

1 ноября 1715 года от Р. Х.

Москва. Кремль

В эту пору темнеет рано, а дел столько, что хоть пару часов у следующих суток занимай. Времени катастрофически не хватает. Мало того, что приходится разбираться с делами Совета, принявшего вроде и нужные указы, но при этом какие-то двоякие. Не того я ожидал от Юли, думал сумеет отстоять именно то, что нужно мне, а не князьям с боярами.

Правда отменить единожды принятое я уже не могу – сделаю так, и тогда смысл Совета пропадет, а вместе с тем лишусь помощников, единомышленников и похерю все начинания. Так что в любом случае проще доработать пару указов, чем крушить напропалую созданное. Жизнь ведь не бывает идеальной, в ней постоянно приходится помнить о компромиссах и уступках.

Вот вроде вторую неделю разбираю бумажные завалы, в Рязань выбраться не могу, чтобы корпус проведать, а гора не уменьшается. Такое ощущение, будто все министры срочно решают свои проблемы на год вперед. Хорошо, мой Никифор вместе с секретарем Макаровым, доставшимся мне от Петра, сдерживают всю кодлу, запуская исключительно по степени важности.

Мой кабинет по-прежнему не отличается громадными размерами, в нем все так же висят портреты Ивана Грозного и Петра Великого – с пронзительными взглядами и хмурым вопрошающим лицом. Хе-хе, эти два помощника действуют на любого просителя любого ранга и заслуг исключительно положительно. Да и чего говорить, самому порой не по себе, как попаду в перекрестье взглядов, заставляющих ежесекундно спрашивать себя: «Должным ли образом трудишься ты во славу Отечества?» Когда на тебя взирают великие люди твоей Родины, даже у паралитика найдутся силы на то, чтобы заставить себя совершить хоть что-нибудь полезное. Ну а мне, как государю, сам Бог велел не отлынивать!

Порой кажется, что можно было бы дать себе отдохнуть недельку-другую, особенно, когда читаешь о чем-то плохом. Увы, но в этом году писем-«несчастий» почему-то становится все больше: недороды в северных губерниях, проливные дожди, вымывающие озимые, болезни на западных границах, принесенные переселенцами из дикой Европы. Да, пусть карантинные службы поставлены, но ведь в новых землях им еще только предстоит налаживать быт, искать людей, места под размещение изб… да много чего еще.

И вот, когда, казалось бы, весь негатив прочтен, беру последнее послание. Из Англии, от князя Куракина.

«Пишет тебе, государь верный слуга, что на просторах одного Острова волю твою блюдет и о чести русской думает.

Многое описывал тебе, еще больше поведать не мог, ибо нельзя доверять бумаге все, что душа изволит. Однако есть вещи, над которыми приходится думать, даже почивая. И как не печально осознавать, но решить их без твоего дозволения я не в силах. Посему прошу ответить, дошло ли послание с нарочным, что в апреле месяце должно было быть в Москве?

Ежели да, то неужто прогневал я тебя чем, государь?

Ибо посланцы твои, что в гости к родне своей поехали в горы, попали в неприятную историю, выбраться из которой самостоятельно уже не смогут. Да и как выбраться, коли Англия с Шотландией грызутся, людишек добивают, а сильной стороны как не было, так и нет. Одни – трусы, другие – глупцы.

Посему прошу совета твоего, государь, как быть. Ведь ежели Русь-матушку заподозрят в доброте и помощи одной из сторон, дела наши могут стать плохи. Отвернутся от нас не только английский, но и многие другие европейские дворы. Окромя того, хочу испросить разрешения на увеличение казны, потому как лорды последний год не удовлетворены теми балами, что дает Русский Дом, и если не исправить положение, то толику влияния мы можем потерять окончательно и бесповоротно, а этого допустить никак нельзя.

Уповаю на мудрость твою, верный пес твой.

Куракин Б. И.»

И ведь прав старый интриган, на все сто два процента прав! Как быть? Ссориться с великой морской державой окончательно нельзя, потому как торговля встанет окончательно – этого казна не переживет, и так едва концы с концами сводим. К тому же Голландия, хоть и сама по себе, но поддержит бриттов, тут даже к гадалке ходить не надо, эти морячки спаяны не одной совместной войной.

Нужно думать…

Беру со стола колокольчик и легонько звоню. Через несколько секунд дверь открывается, и в щелку просовывается слегка помятая голова камердинера.

– Никифор, я ведь просил тебя не утруждать себя, вон Яшку поставь на вечер и ночь, парень он толковый, – с укоризной говорю своему старому дядьке, бывшему со мной в самые лютые моменты жизни и не предавшему ни в один из моментов. И мне почему-то кажется, что таковых у него было изрядное количество.