Филипп чуть погодя в предвкушении улыбнулся. Пусть он не был столь же одарен, как король-солнце, но и идиотом не был. А если вспомнить последние лет пятнадцать, то и вовсе даже слыл умнейшим человеком своего времени.
И как всякий умный человек, он не спешил реализовывать появившуюся идею, вместо этого он записал основные тезисы и убрал лист в ящик стола. Пусть отлежатся, ведь они слишком ценны, чтобы о них кто-либо узнал раньше времени.
В эту пору темнеет рано, а дел столько, что хоть пару часов у следующих суток занимай. Времени катастрофически не хватает. Мало того, что приходится разбираться с делами Совета, принявшего вроде и нужные указы, но при этом какие-то двоякие. Не того я ожидал от Юли, думал сумеет отстоять именно то, что нужно мне, а не князьям с боярами.
Правда отменить единожды принятое я уже не могу – сделаю так, и тогда смысл Совета пропадет, а вместе с тем лишусь помощников, единомышленников и похерю все начинания. Так что в любом случае проще доработать пару указов, чем крушить напропалую созданное. Жизнь ведь не бывает идеальной, в ней постоянно приходится помнить о компромиссах и уступках.
Вот вроде вторую неделю разбираю бумажные завалы, в Рязань выбраться не могу, чтобы корпус проведать, а гора не уменьшается. Такое ощущение, будто все министры срочно решают свои проблемы на год вперед. Хорошо, мой Никифор вместе с секретарем Макаровым, доставшимся мне от Петра, сдерживают всю кодлу, запуская исключительно по степени важности.
Мой кабинет по-прежнему не отличается громадными размерами, в нем все так же висят портреты Ивана Грозного и Петра Великого – с пронзительными взглядами и хмурым вопрошающим лицом. Хе-хе, эти два помощника действуют на любого просителя любого ранга и заслуг исключительно положительно. Да и чего говорить, самому порой не по себе, как попаду в перекрестье взглядов, заставляющих ежесекундно спрашивать себя: «Должным ли образом трудишься ты во славу Отечества?» Когда на тебя взирают великие люди твоей Родины, даже у паралитика найдутся силы на то, чтобы заставить себя совершить хоть что-нибудь полезное. Ну а мне, как государю, сам Бог велел не отлынивать!
Порой кажется, что можно было бы дать себе отдохнуть недельку-другую, особенно, когда читаешь о чем-то плохом. Увы, но в этом году писем-«несчастий» почему-то становится все больше: недороды в северных губерниях, проливные дожди, вымывающие озимые, болезни на западных границах, принесенные переселенцами из дикой Европы. Да, пусть карантинные службы поставлены, но ведь в новых землях им еще только предстоит налаживать быт, искать людей, места под размещение изб… да много чего еще.
И вот, когда, казалось бы, весь негатив прочтен, беру последнее послание. Из Англии, от князя Куракина.
И ведь прав старый интриган, на все сто два процента прав! Как быть? Ссориться с великой морской державой окончательно нельзя, потому как торговля встанет окончательно – этого казна не переживет, и так едва концы с концами сводим. К тому же Голландия, хоть и сама по себе, но поддержит бриттов, тут даже к гадалке ходить не надо, эти морячки спаяны не одной совместной войной.
Нужно думать…
Беру со стола колокольчик и легонько звоню. Через несколько секунд дверь открывается, и в щелку просовывается слегка помятая голова камердинера.
– Никифор, я ведь просил тебя не утруждать себя, вон Яшку поставь на вечер и ночь, парень он толковый, – с укоризной говорю своему старому дядьке, бывшему со мной в самые лютые моменты жизни и не предавшему ни в один из моментов. И мне почему-то кажется, что таковых у него было изрядное количество.