— А затем случились драные духовные вибрации… — пробормотал я, разглядывая вновь проявившийся на шее ожог.
Ладно хоть ещё выглядел тот старым и поблёкшим, о воспалении и речи не шло.
Я в сердцах чертыхнулся, всё так же по стеночке вернулся к койке и без сил плюхнулся на неё. Посидел, собираясь с мыслями, и сказал:
— Буду поздно.
Девчонка ожидаемо пристала с расспросами, и скрытничать я не стал, а она не стала меня от задуманного отговаривать, даже вызвалась помочь, только спросила:
— Уверен, что замешан кто-то из этой четвёрки?
— Целиком и полностью.
Беляна кивнула, поцеловала в лоб и попросила:
— Ты осторожней там.
— Всегда! — отозвался я и закрыл глаза.
Так до самого вечера и продремал, время от времени просыпаясь и медитируя. Встал если и не полным сил, то и далеко не разбитым. Лихорадка отступила, головная боль прошла и даже следы ожога пропали с шеи, оставив после себя лишь блёклые полосы. Что слегка беспокоило — так это намёк на жжение у солнечного сплетения. Нагружать верхнюю половину оправы определённо не стоило.
Впрочем, если всё пройдёт по плану, то и не придётся.
Только пройдёт ли — вот в чём вопрос.
Глава 27
11–26
Дарьяна пришлось тянуть на станцию дилижансов едва ли не силком. Он пытался отвертеться от поездки под предлогом плохого самочувствия, а в ответ на моё замечание, что надо меньше пить, обиженно надулся.
— Да не в похмелье дело! — заявил книжник. — Чего я там выпил-то вчера? Просто поработал с оправой немного, ну и поплохело!
— Ты же вчера как огурчик был! — озадачился я.
— То вчера! — отмахнулся книжник и кивнул Огничу. — Ага, заложил основы оправы.
— Много денег содрали? — поинтересовался фургонщик.