— Вьюн похмеляться потащит, — засомневался книжник.
— Потащит, а ты не ходи.
— Не все такие упёртые как ты, Лучезар!
Я пропустил слова товарища мимо ушей. Мы покинули больницу и зашагали по улице, Дарьян поначалу мялся и сопел, потом не выдержал и сказал:
— Слушай, даже не знаю, что теперь девчонкам сказать…
— А что такое?
— Я же им изменил! — округлил глаза книжник.
— Забей и забудь, — посоветовал я.
— Так не пойдёт, — упёрся Дарьян. — Я так не могу! Это неправильно!
«Неправильно — постороннюю девку пользовать», — мог бы заметить я, но вовремя прикусил язык. Не стал говорить и о том, что хранить верность он никому не обещал, а его вертихвостки так и точно кувыркаются сейчас с кем-нибудь другим.
— Тогда вообще ничего не объясняй. Случилось и случилось. Ты самец и вожак, имеешь право!
— Тебе легко говорить, Лучезар! — разозлился Дарьян. — А мне вот не смешно ни разу! Придумай что-нибудь получше, а?
Я тяжко вздохнул и махнул рукой.
— Ладно, слушай! Ничего ты своим барышням не изменял, просто приобретал новый для себя опыт. Как ты обычно говоришь? А! Раздвигал границы познания! Так ведь дело было?
Книжник глянул на меня с нескрываемым сомнением.
— Думаешь, они поймут?
— Мой тебе совет: забудь. Но если решишь сознаться, то не кайся, а упирай на необходимость развиваться и расти над собой.
Книжник понурил голову, я пихнул его локтем в бок и предупредил:
— Только учти: если они в том же самом решат попрактиковаться, на меня не рассчитывай. Огнича зови!
— Да чтоб тебя, Лучезар! — взорвался Дарьян, потом буркнул: — Скажу, не понравилось!