— У нас тоже, между прочим, потребности есть!
— Твои потребности тут в любом случае никому не удовлетворить! — заявил я в ответ. — Поди сыщи кобылу посреди моря!
Огнича аж подбросило.
— Зачем ещё⁈
— А как иначе ты её украдёшь? — усмехнулся я. — Это ли не главная потребность любого фургонщика?
— Вы уж извините меня, мальчики, — немедленно подключилась Беляна, — но я вставать на четвереньки и ржать отказываюсь категорически!
— Да пошли вы! — ругнулся парень, улёгся на койку и отвернулся к стене. — Вообще не нужно было никому ничего говорить! Сами бы выпутывались!
— Это будет долгое плавание, — вздохнула Беляна и попросила: — Не обижайся, Огнич! Мы не со зла! — Она вздохнула. — Поцелуй меня, Лучезар, и не будем больше никого смущать телячьими нежностями!
Я понял намёк верно, вобрал в себя небесную силу и выдохнул её в уста девчонки. После сказал:
— Учись уже сама тянуть в себя энергию!
— Конечно-конечно! — отозвалась барышня и перебралась к Дарьяну. — Давай-ка посмотрим, как у тебя дела…
А вот Огнич мигом перестал изображать смертельную обиду и развернулся от стенки.
— А как ты до небесной силы дотягиваешься? Какой-то боярский секрет?
Я не стал вредничать и объяснил, что надо делать и как. Ясно и понятно, вот так сразу у фургонщика ничего не получилось, но лиха беда начало. В любом случае заняться больше было нечем. Хоть отвлечься от невесёлых мыслей о том, что ждёт в конце пути…
Кое-какая ясность с этим появилась уже следующим утром. Сначала нам принесли самый обычный завтрак, потом заявился отец Шалый. Ходить вокруг да около он не стал, сразу начал разговор с интересовавшей всех нас темы.
— Расслабься, курчавый! Просто посидишь до конца плавания взаперти. И тебя, девочка, по здравом размышлении обвинять ни в чём не стану. Да особо и не в чем. А вот боярину придётся ответить за тяжкие увечья, которые повлекла наложенная им на боцмана порча.
— Не сдох, значит? — надменно улыбнулся я.
— Лишь потому, что кисть вовремя отняли, — недобро улыбнулся священник. — Случай, прямо скажем, неоднозначный, а закон что дышло, но тут я не стану ни помогать, ни топить. Меня успели просветить касательно твоих непростых отношений с роднёй, а в семейные дела чужаку вмешиваться не с руки.
— Удивительная прямота! — отметил я, мысленно помянув недобрым словом сволочь, не удержавшую язык за зубами.
— Честность — вот истинное проявление свободы! — отмахнулся отец Шалый и уставился на Дарьяна. — А вот ты, добрый молодец, начудил. Ох, начудил! И благие намерения смягчающим обстоятельством послужить никак не могут. Жертвоприношение ничем оправдать нельзя!