Где-то есть ты

22
18
20
22
24
26
28
30

серьезных отношений маме не предлагали. Угадайте, кто был виноват?

– Вот это некрасиво. Как можно детям такое говорить? Я бы жила

только ради детей, дала бы им все, что только могу дать. – Меня переполнило негодование. Моя мама никогда бы так не поступила со мной, в этом можно было быть уверенной.

– И вообще, с тех пор все в нашей семье встало с ног на голову. Мать

была постоянно нами недовольна, могла обозвать последними словами за

малейшую провинность: и кобылой, и тварью, и матерными словами. Сыпала

проклятиями в наш с сестрой адрес. Это все было в порядке вещей.

– Господь Бог! – Мила в изумлении прикрыла рот ладонью.

– Вот-вот. И при этом она считала себя верующей и посещала церковь. Я, в принципе, у нее многого не просила. Понимала, что без отца наши доходы существенно снизились. Пока училась в школе, она меня одевала, но покупала вещи, если только сама видела, что хожу в старье - моя совесть не позволяла требовать обновок. А потом мама серьезно заболела. Она нуждалась в постоянном уходе. Из-за этого у меня не срослось с учебой в универе, но зато я нашла тогда неплохую подработку. Стоило только маме поправиться, она начала ежедневно капать мне на мозги: «Лентяйка, иди, ищи нормальную работу, а то сидишь на шее!»

– Беспокоилась,– предположила Мила, – думала, что,

если тебя слегка пинать, быстрее будешь шевелиться с поисками.

– Я также думала, но вскоре это стало невыносимо. Мама начала

меня попрекать куском хлеба – типа, не заработала, а жрешь тут, – на глазах

у Леры выступили слезы, – тогда я извинилась и сказала, что, если ей будет

от этого легче, то дома больше есть не буду.

– Кошмар... – Меня вдруг посетила мысль, что мне молиться надо на мою маму, – это очень жестоко, Лерочка, как ты это пережила?

– Это невыносимо жестоко, девочки. Я целый месяц не ела дома.

Покушаю у подружки, немного поем у Кости. Мы тогда с ним уже встречались, но мне было стыдно рассказать ему обо всем, чтобы не настроить против своей родни. Похудела я килограммов на пять, даже кости торчали. Через месяц она мне сказала: «Хватит выделываться, ешь уже». Никаких извинений или жалости. Позже нашлась приличная работа, но ей было неважно из-за чего ругаться: не работаешь – плохо, работаешь – тоже плохо, потому что дома не бываешь. Я все терпела и молча глотала обиды. Она же мама все-таки, а мама, как должно быть по сути вещей, всегда права.

– На твоем месте я бы ушла из дому и больше никогда в жизни ей не

позвонила. Это чудовищно. – Даша, как всегда, была категорична.