— Я думаю, Петруччо — непонятный персонаж.
Дэниел повернулся к ней, на его лице отразилось удивление.
— Как так, мисс Лэндфорд? — спросил он.
— Ну, — сказала она, а затем сделала глубокий вдох, предостерегая себя от пристального внимания одногруппников. — Я думаю, он не знает, как показать любовь, вот и все. Его инстинктами были лишь агрессия и жестокость. Он не понимал, что мог бы получить взамен намного больше, если проявил бы немного доброты в отношении Катарины.
— Интересное наблюдение, — проговорил Дэниел.
Мэри стала увереннее после признания Дэниела.
— Но я также не думаю, что Катарина была такой уж и мегерой. Она всегда была лучшей для своей сестры, — сказала она. — Когда Катарина с Петруччо смогли избавиться от гордости и хвастовства друг друга, они увидели какой прекрасный человек скрывается внутри.
Слова Мэри отразились в моей голове. Гордость и хвастовство. Да, она попала в точку. Но сейчас я думала о пьесе или переносила этот сюжет в свою жизнь? Я становилась олицетворением гордости и хвастовства. Черт, опять этот ПМС! Я хотела накрыть лицо руками и зарыдать. Что за черт со мной происходит?
— Это определенно верный способ рассмотрения ситуации, — сказал Дэниел Мэри.
Периферийным зрением я могла увидеть, как он кивает. Я решительно молчала, руки были скрещены, пока мозг где-то бродил. Время от времени я ловила отрывки того, что говорили студенты за столом. Тут и там Джули вставляла свои пять копеек. Я заметила взгляд Дэниела на себе, на лице отражалось растерянность. Я навела глаза на свою тетрадь, лениво рисуя и коротая время. И не надо было приходить на занятие. В чем смысл, если я не могу ничего сказать?
Когда наконец-то стрелки часов показали два часа, я выдохнула с облегчением. Студенты высыпались из аудитории, и мы с Джули вместе пошли вниз по коридору. В воздухе определенно витала пятница, но я не совсем была готова удариться в грязь лицом. Мы быстро обнялись и затем разошлись у парадной лестницы, обе с нетерпением ожидая нашего послеобеденного сна.
Этим же вечером, пока я готовилась пойти в театр Харт Хауса, Мэтт сидел на диване, ел пиццу и пил пиво, уже дома разворачивая вечеринку. Я начинала беспокоиться о нем. Он осознанно переехал в общежитие, чтобы избежать постоянного пьянства, которое неразрывно было связано с проживанием в доме братства, но казалось, он прямо сейчас устраивал в нашей квартире свою маленькую пивную вечеринку несколько ночей в неделю. Я проклинала Сару за то, что она разбила его сердце.
Наблюдая за тем, как он глотает пиво, вызывало у меня тошноту. Откровенно, тоже самое вытворял запах пиццы. Несмотря на мой сон, я все равно не смогла вернуть свое нормальное состояние. Я взяла пальто и перчатки, надеясь, что свежий воздух поможет мне почувствовать себя лучше.
— Эй, ты, — сказала я Мэтту. — Не пей сегодня слишком много. У нас завтра ужин в Швенксвилле. Я хочу, чтобы ты был в боевом духе.
— Да, да. Не будь такой паникершой. Развлекайся в
— Ох, радость, — сказала я. — Увидимся позже, приятель.
Я вышла в темноту и глубоко дышала, пока шла, наполняя легкие тем, что считалось, свежим воздухом Торонто. Пересекая другую сторону полумесяца Квин парка, я приближалась к крыльцу Харт Хауса, когда в кармане пальто у меня завибрировать телефон. Вероятно, звонил Мэтт, чтобы убедиться, что я безопасно дошла. Я направилась в вестибюль, по пути отвечая на звонок.
— Привет, Обри?
Это вообще был не Мэтт. Это была Джули.
— Привет, пучочек, опаздываешь?