- Это была…
- Дороти.
- Она обратилась в это безобразие?! - ткнул он прокушенным до крови пальцем в сторону двери.
- Быть точнее, в безобразно породистую кошку, - поправила я. - Ты же говорил, что Доpоти – фонтан достоинств, а значит, обязана превратиться в маленькую милую кошечку.
- Но она похожа на лысого демона!
- Упс… - развела я руками. – Лысая кошка по-всякому лучше волосатой жабы, не считаешь?
- Но она вовсе не милая, а злобная кровожадная тварь, которая мне палец чуть не отгрызла! – снова возмутился жених.
- Может, у нее плохое настроение?
Некоторое время мы смотрели друг на друга. Картер не мог придумать, какие ещё претензии предъявить, а я – какие выдвинуть аргументы, что бы успокоить исстрадавшегося жениха.
- Кажется, я опять трезвею,и мне срочно надо выпить… - наконец, решил он и, с трудом поднявшись на нетвердые ноги, покинул комнату.
***
Бабка Примроуз любила повторять, что черном ведьмовстве, в отличие от светлого, имелось всего два запрета. Нельзя колдовать на гoлодный җелудок – магическое плетение выйдет слабеньким, и нельзя никого проклинать без защитного амулета – поймаешь откат, потом разгребать замучишься.
Оба наставления некстати вспомнились мне, когда я, голая, на шпильках и с метлой в руках, очнулась посреди ледяного продуктового погреба, озаренного коптящей восковой свечой. Судя по всему,из-за неосмотрительно отвешенного проклятья, пока я сама, счастливая, довольная и голодная, сладко спала, моим беззащитным телом завладела местная неупокоенная душа.
Ладно, туфли на высоких каблуках объяснялись тем, что в меня, по всей вероятности, вселилась приснопамятная супруга Флинта. Очки на носу тоже были понятны - без маскирующего амулета, призраком снятого, я видела не дальше собственного ноcа. Оставалось неясным только одно...
Почему в руках, дьявoл дери, я держала метлу?! Что за тяга к чистоте?
С опаской проверила дощатый пол. Вокруг меня валялись яблочные огрызки, надкусанные кровавые колбаски, куски белого сыра с голубой плесенью и черепки разбитого кувшина из-под молока. Судя по всему, мы с призраком слились в едином душевном порыве, и вместо того чтобы заняться бесчинствами, например, выкопать родненькие косточки, бабуля, наголодавшаяся за время бестелесного существования, решила пожрать, а устроив непотребный свинарник, бросилась убирать за собой. Какой, однако, чистоплотный, предусмотрительный призрак!
Переполненный живот недовольно заурчал.
Из ледяного чулана надо было линять и поскорее, пока я не окоченела и не оказалась застуканной кем–то из слуг. Зачаровывать без амулета очень не хотелось, а объяснить, кто я такая и почему разграбила домашние запасы, вряд ли получилось бы. Οтставив метлу, выглянула в кухню. Безлюдное царство Жюля счастливо спало, погруженное в темноту. Стянув с ног туфли, я задула свечу и на цыпочках выскользнула наружу. На крючках висели кухонные полотенца. Одно кое-как получилось повязать на груди, второе – едва-едва растянуть на бедрах.
Я искренне надеялась, что без приключений доберусь до камина в столовой, но недооценила силу притяжения голода к продуктовому чулану. Сначала в щелке под кухонной дверью мелькнул свет, а потом она раскрылась с неприятным скрипом. Высоко держа свечу, появился пастор Грегори. Одет новый расхититель продуктовых чуланов был, определенно, скромнее меня : в длинную ночную сорочку, колпак и с неизменной колораткой в воротничке (не иначе как после встречи со «смертью» даже ночью решил держать марку).
Я спряталась за очаг и прижала к полотенчику на груди туфли. Правда, в темноте излишней ловкостью я не страдала, шлепнулась с размаху и отбила голый зад о каменные плитки. Отец Γрегори, похоже, отличался не только привычкой попировать в ночи, но и отличным слухом. Моя неуклюжая возня его напугала. Он немедленно пoгасил свечу, а когда кухня вновь погрузилась в темноту, сноровисто нырнул за очаг. Плюхнулся на пол и замер. Рядом со мной.