— Чёрт, да. — Я ловлю взгляд на её красивом лице, и она выглядит застигнутой врасплох. — Я хочу тебя, я хочу взять тебя в свои темные фантазии. Пришло время изучить эти условия и увидеть, что на самом деле означает — ничто не запрещено.
Я не упускаю из виду проблеск тревоги, мелькающий в ее глазах, когда солнце отражает светлые коричневые пятна.
За эти годы я позволил ей увидеть части меня, но мы никогда не были такими. Так что она не знает эту сторону меня. Она не знает, насколько темными могут быть мои фантазии, или все те грязные вещи, которые я всегда хотел сделать с ее телом.
Я провожу рукой по ее шее, по возвышенностям ее груди и вниз к краю ее футболки, за который я тяну.
Сегодня я сниму с нее одежду.
— Что ты собираешься со мной сделать? — спрашивает она.
— Тебе придется подождать и посмотреть. Пришло время играть, Ангел. Ты готова?
Желание сменяет опасение, которое было в ее глазах и распространяется по ее лицу.
— Да, — отвечает она, и я одариваю ее покорной улыбкой.
Блядь. Мой член твердеет от ее готовности подчиниться.
— Руки вверх.
Она поднимает руки, и я снимаю с нее футболку, оставляя ее в бюстгальтере и шелковых шортах.
Один щелчок маленькой застежки спереди ее бюстгальтера дает мне возможность увидеть ее грудь, идеальную и круглую, с набухшими сосками. Спелую от возбуждения и идеально умоляющую, чтобы ее сосали.
Я снимаю шорты, затем ее трусики и смотрю на нее, представляя ее обнаженный образ в своем сознании. Одержимость наполняет меня, сырая и нераскаянная, подпитываемая этой жаждой обладать ею и брать все, что она может дать. Это результат того, что я подавлял годами, и я признаю, что видел ее лицо каждый раз, когда трахал женщину, которая не была ею.
Я обхожу ее, и у нее мурашки по коже. Она нервничает, и я не знаю, почему после вчерашнего вечера.
Когда я снова касаюсь ее лица, я направляю ее взгляд так, чтобы он встретился с моим.
— Прекрасная Кэндис Риччи, я клянусь, что самое сексуальное в тебе то, что ты понятия не имеешь, насколько ты красива и сексуальна.
Мои слова ее шокируют. Конечно, шокируют.
— Я?
— Да.