Когда наступает утро, я готов к разговору и у меня все готово.
Она просыпается с восходом солнца и, когда садится, ее взгляд останавливается на мне, стоящем у окна.
На ее красивом лице отражается смущение и страх, и она выглядит так, будто не знает, что мне сказать в первую очередь.
— Доброе утро, — говорю я, наклоняясь вперед.
— Привет. — Румянец заливает ее шею.
— Как ты себя чувствуешь, Ангел?
— Ужасно.
Я подхожу к ней и сажусь на край кровати.
Мы смотрим друг на друга, и тишина, повисшая между нами, оглушает.
— Думаю, теперь ты знаешь обо мне правду, — говорит она, глядя на свои пальцы.
— Жаль, что ты раньше не рассказала мне, что происходит.
— Я не могла, — она оглянулась на меня.
— Расскажи мне, все, Ангел. — Я хочу знать остальное. Прошлая ночь была лишь вершиной дерьма.
Она прижимает колени к груди и сосредотачивается на мне. Впервые я чувствую, что она готова говорить обо всем.
— Когда мне было тринадцать, у нас были плохие дела, — начинает она. — У моего отца были проблемы, и он был должен кучу денег. Он устроился на работу, которую нашел ему дядя Лукас. Он не знал, что все это было планом увести его от моей матери, потому что мой дядя был влюблен в нее. Или что мой дядя был извращенным сукиным сыном. Он превратил ее в проститутку, наговорив ей всякой ерунды, что она поможет моему отцу выплатить его долги. Это было не так. Впервые я увидела Тобиаса с моей матерью. Но это хуже, чем то, что я вам говорю. Я застала то, что не должен видеть ни один ребенок. Потом, когда дядя Лукас узнал, что я знаю, что происходит, он пришел за мной. Он издевался надо мной два года и прекратил это в ту неделю, когда умерли мои родители.
Господи Иисусе. Мне хочется кого-нибудь убить или устроить перестрелку в этом чертовом месте.
— Мне так жаль, что это с тобой произошло. Мне правда жаль, — говорю я. Но мне кажется, что этого недостаточно.
— Теперь ты знаешь, что я сломлена и изуродована, — тихо произносит она, поджимая губы.
— Ты не сломана и не изуродована. Передо мной девушка, которая для меня всё. Она бесценна. Ты мой ангел. — Мои слова вызывают у нее слабую улыбку.
— Почему ты называешь меня так? Я далека от чего-то столь чистого и недостижимого.