Она - моё табу

22
18
20
22
24
26
28
30

— Товарищи, минуту внимания. — театрально вступает друг. — До меня тут дошли слухи об Андрюхе и Крис. — парни все, кроме меня и Иридиева, напрягаются и откладывают свои дела. — Короче, накрутили мы знатно. Кристина мне не девушка и никогда ей не была. Мы с пелёнок дружим. Предотвращая последующие вопросы, скажу сразу, что яйца к ней катить нельзя — оторву.

— А нормально объяснить, не? — насупившись, высекает Ваня, сползая со своей шконки.

— Царёва моя девушка. — вставляю, стабильно удерживая его взгляд. — Поэтому мы с ней так и переглядывались.

— Говорим мы это, только чтобы вы не считали Диксона подонком. — добавляет Паха. — Если до Царёва дойдут слухи о том, что Крис со мной, то я разрулю, но Андрюхе придётся несладко. Он дочку как зеницу ока бережёт. Надеюсь на ваше понимание. Всем спокойной ночи.

Плюхается на свою койку, игнорируя все взгляды и вопросы.

— Почему тогда не сказал? — сечёт Гребенский, намекая на разговор пару дней назад.

— Гер, ну ты и тупой. — ржёт Даниил сверху. — Не твоё дело. Главное, что «кодекс» не нарушен, так что отъебитесь от Диксона и давайте спать. Нас завтра ебать во все щели будут. Лучше очко разработай.

— Я сейчас твоё разработаю. — взрывается Герыч гоготом, стягивая Иридиева за ногу вниз.

А дальше начинается стандартный пиздец армейского досуга. Успокаиваются все, только когда в кубрик заходит дежурный по роте и раздаёт всем пиздюлей.

Жизнь входит в колею. Построения и марши. Переписки и созвоны с Фурией. Несмотря на то, что моё отделение теперь в курсе, при встречах с Крис всё же осторожничаем. Дни тянутся бесконечно. Как и думал, следующие выходные я пропускаю. Кристинка расстраивается. Я и сам впадаю в какой-то депрессняк от того, что уже больше недели даже поговорить с ней вживую не могу, а впереди ещё семь дней, а то и все двенадцать. Царёвой этого не показываю, успокаиваю её, обещаю любыми способами найти возможность встретиться с ней, пусть сам понимаю, что это невозможно.

— Ну, Манюнь, не грусти. Улыбнись. — упрашиваю, вжавшись в тень забора. Она приподнимает уголки маковых губ в грустной улыбке. Даже не ругает меня, что ночью вышел на улицу. — Кристинка, ну правда. По живому режешь. Я тоже хочу тебя обнять. Очень сильно.

— Сильно-сильно? — спрашивает тихонько.

— Сильно-сильно, Крис. Надо потерпеть.

— Я скучаю, Андрюша. — сипит совсем уже печально.

— Блядь, Фурия… — выпаливаю, ощущая уже привычное давление в груди при виде её увлажнившихся глаз. — Если ты сейчас не перестанешь грустить, то я забью на всё и приеду к тебе.

— Не вздумай! — вскрикивает, утирая глаза. — Точно в дисбат загремишь, Андрей!

— Зато ты не будешь плакать. — толкаю, улыбаясь.

— Я не плачу! — ощетинивается скорее по привычке.

Я уже перестал обращать внимание на её колкости и резкость. Просто Крис такая. Ей сложно измениться. Особенно на расстоянии. А я, признаю, немного манипулирую ей. Иначе просто не получается.

Утром опять на площади. Парни зевают и трут глаза. Я кое-как держусь. У самого физические силы близятся к нулевой отметке, но надо выкладываться на всю.