Андрюша толкается бёдрами мне в живот. Мутанты, называемые бабочками, взмывают вверх потревоженной стаей. По всему телу электричеством бьются. Что же это за бабочки такие заряженные? Кто к ним ток подключил? А в тех местах, где соприкасаемся с Диким, словно маленькие молнии изнутри шьют.
Так вот что значит — по-настоящему любить и скучать по кому-то. Когда и день в расставании даётся сложно, когда каждую минуту лишь он в голове. Когда думаешь, чем он занимается. Когда, одеваясь, представляешь, как он отреагирует и что скажет. А когда встречаетесь, всё смысл теряет, кроме его рук на моей коже, кроме его требовательных губ и пьянящих поцелуев, кроме частого дыхания и громовых раскатов его сердца, кроме умопомрачительного запаха леса и металла. Даже примесь пота не отталкивает, как всегда было с другими. На улице под тридцать градусов жары, а он в полной экипировке. Капельки влаги стекают по вискам и шее. Стираю их пальцами. Ловлю его выдохи и тепло. И пьянею, дурею, таю. Тихонечко стону, когда к губам возвращается и нежно пощипывает их своими. Глубоко вдыхает и давит на бёдра, заставляя опуститься на землю. Но руками всё равно в плечи цепляюсь, обнимаю и смотрю на него так, будто насмотреться не могу.
— Надо притормозить, Крис. — словно пробежавший многокилометровую дистанцию марафонец задыхается. — Я, пиздец, как скучал и рад тебя видеть, но у меня всего пять минут.
— Да… Да… — шепчу растерянно, мозг кислородом ещё не напитался. — Я знаю… Понимаю… — отступаю на шаг, но держать продолжаю. — Ты не представляешь, как отпускать не хочу.
— Представляю, Фурия. — прижимается лоб в лоб, глядя в глаза. Ладонями за лицо удерживает, не давая от его взгляда спрятаться. — Ещё как представляю.
— Я не думала, что так бывает. — шуршу, совсем уже запутавшись.
Не могу понять, где мои эмоции, а где его. Кажется, что какой-то безумный химик смешал их в чашке Петри, соединил на микроклеточном уровне, создав нечто новое, неизвестное даже науке, и теперь и сам не знает, что делать со своим достижением. А я и подавно. Меня страшит выработавшаяся за недели зависимость. Кажется, что не могу я уже без него. Я теряю в нём саму себя. Ни спрятаться за маской не могу, ни фальшивые эмоции выдать, ни рвущиеся из самого сердечка слова удержать. Контроль полностью потерян и над телом, и над мыслями, и над чувствами. Только он есть. Обсидиановые глаза, тонкие губы, кустистые брови, ласковая улыбка, острые скулы, чёрные волосы, точёные мышцы, калёная кожа, шершавые, но невообразимо нежные руки. Своего дыхания не слышу, только его шумные вдохи-выдохи. Сердца тоже не ощущаю собственного. Лишь с какой силой дробят меня удары его сердечной мышцы.
Хочу его вкус ощущать. Его ароматом насыщаться. Его теплом жить.
Андрюша вместо тысячи слов обнимает. Прижимает мою голову к плечу и ласково гладит по волосам. Вот и всё. В одном жесте заключено куда больше, чем способны выдавать тирадами и букетами из сотен роз сопливые романтики. У меня были букеты, слова, рестораны, дорогие машины и галантные манеры, но никогда не былоего. Немногословного, терпеливого, заботливого. Принесшего на свидание одну единственную розу и обломавшего на ней все шипы, чтобы я не порезалась. Что может быть важнее? Мужчины, который вместо дорогущих устриц и Мишленовских блюд кормил меня печёной картошкой из костра и колбасками, купленными в супермаркете. Который, рискуя собственной головой и свободой, готов быть рядом в любой момент, если будет нужен мне. Он уже ни раз это говорил, а я уверена, что это не пустой звон. Раз сказал, значит, сделает любой ценой. Тот, чьё сердце реагирует на моё присутствие так же бурно, как и моё на его.
Прикладываю ладошку к левой стороне его груди, подтверждая свои догадки. Колотится ведь. Бурей разносит. Вибрации по всему костяному остову идут.
— Эх, Царёва, подводишь Дикого под плаху.
Дёргаюсь раньше, чем успеваю распознать хозяина голоса. Оборачиваюсь, но Андрюша удерживает за бёдра и сипит в ушную раковину, чтобы только я слышала:
— Постой так. Не отходи.
Ничего не успеваю понять, как получаю ответ. Он вжимается паховой областью мне в зад, скрывая от своего взводного огромною эрекцию. Неловкая ситуация.
— Рома, — начинаю быстро, глядя прямо в глаза Гафрионова, — ещё минуту, пожалуйста.
— Товарищ старший лейтенант, я через минуту подойду. — вкладывает в интонации просьбу.
Рома, нахмурившись, смотрит на нас и обречённо качает головой. Андрюша переводит кисти мне на живот. Сдавливаю его пальцы, умоляюще впившись взглядом в папиного подчинённого.
— Ребят, я всё понимаю, но это не от меня зависит. Генерал Царёв едет сюда, чтобы лично проследить за подготовкой. Будь на то моя воля — отпустил бы. Молодость, любовь — всё понять могу, но устав и без того нарушаю. — но тут улыбка касается его губ. — Минута, Дикий. — прижав нас строгим взглядом, уходит.
Быстро поворачиваюсь к Андрею и тянусь к губам. Он ни секунды ни медлит, сразу целует. Мысленно отсчитываю ускользающие секунды, крепче сдавливая пальцами сильные руки.
— Надо запастись терпением, Манюнь. — сипит мужчина, выпрямляясь. В привычной манере прикладывает ладонь к щеке и поглаживает. — Знаю, что сложно, но надо.