На краю платформы меня тормозит папа. Сжимая за талию, отрывает от земли, а я кричу. Просто бездумно вою во всё горло, стараясь спасти свою рушащуюся жизнь, свои разбитые мечты, свою растоптанную любовь. Мечтая вместе с этим криком изгнать из себя жизнь. Я бьюсь и извиваюсь в его руках, готовая бежать за любимым до самого Петрозаводска.
— Отпусти меня! Я хочу быть с ним! Я люблю его, папа! Люблю!!! — визжу истерично, захлёбываясь и задыхаясь.
Он ставит меня на землю, тут же повернув лицом к себе. Крепко прижимает к груди за плечи и голову. Отчаянно хватаюсь за тонкую ветровку и рыдаю. Он успокаивающе гладит, но я не могу успокоиться.
— Я знаю, дочка. Знаю. Понимаю, маленькая моя. Надо потерпеть. — приговаривает отец, прижимаясь губами к волосам. — Я понимаю, как тебе сейчас сложно и больно, но не забывай, для чего мы делаем это. Если бы ты рассказала правду, он бы остался. Или постарался увезти тебя с собой. И тогда Савельские уничтожили бы и его семью тоже.
Зажмуриваюсь, вспоминая все угрозы Саши найти что-то в архитектурной компании Виктора, посадить его за взятничество и отмывание денег, лишить их дома, вышвырнуть несовершеннолетних братьев Андрея на улицу. А его… Его он грозился искалечить. Отрезать член, сделать импотентом, изуродовать. Сделать всё, чтобы он сам не захотел жить. Я не верила в это, пока он не положил передо мной на стол всю-всю информацию об Андрюше и его родных. Из этой папки я узнала, что младшая сестрёнка в пять лет почти осталась инвалидом, не могла ходить. А Савельский смеялся и обещал, что навсегда усадит её в инвалидное кресло. Там было много фотографий. Новых. Сделанных после того обеда у нас дома, когда Дикий вмешался в наш разговор. Тогда Саша всё понял и готовился к полному разрушению моей жизни. Он хочет меня в жёны не из-за любви. Чтобы иметь возможность мучить, издеваться, мстить за всё, в чём я, по его мнению, виновата.
Он не оставил мне вариантов. Я должна была порвать со своим любимым мужчиной, за которого мечтала выйти замуж и с которым хотела прожить всю свою жизнь до глубокой старости, родить ему детей и стать для него такой женой, которая достойна идеального мужа. Но этого никогда не случится. Я стану женой другого мужчины. Мои дети никогда не будут носить эту странную, немного смешную фамилию: Дикий. Как-то я завила ему, что ни за что на свете не стану из «Царевны» «Дикаркой».
Боже, какой же дурой я была.
Сейчас мне ужасно хочется попросить у него прощения за эти слова и сказать, что фамилия любимого самая лучшая и желанная, как бы он не звучала.
Но и этому не суждено никогда случиться.
Папа заверяет, что мой брак — временный. Что надо больше времени, чтобы прижать Савельских, собрать на них достаточно компромата. А после я смогу позвонить Андрею и всё рассказать. Но как я должна это сделать? Я разбила ему сердце! Предала! Выхожу замуж за другого! После того, как столько раз заверяла, что он навсегда будет для меня единственным.
Трусь лицом о шелестящую ткань отцовской куртки, размазывая по ней слёзы.
— Я так сильно люблю его. Не смогу без Андрея. Я не справлюсь, пап. — шепчу сорванным от крика голосом.
Он уехал…
Слёзы опять скатываются и разбиваются о землю, часть оседает на одежде, часть падают на губы, и я слизываю их.
Папа сдавливает плечи и отодвигает меня назад. Крепко удерживает за подбородок и уверенно заявляет:
— Справишься, Кристина. Должна. Если ты хочешь выстоять в этой войне, то ты обязана взять себя в руки. Ты — Кристина Царёва и ты победитель. — напоминает мою мантру. — Не смей проигрывать этому зазнавшемуся уроду, решившему, что шантажом он сможет получить желаемое. Не сможет. Мы превратим его жизнь в ад. Самое главное, необходимое и сложное ты уже сделала. Ты отпустила любимого человека. Разве это не самое тяжёлое из всего, что тебе предстоит сделать? Удержать просто. Чтобы отпустить нужна огромная сила. Она у тебя есть. Здесь. — прикладывает ладонь к замершему в груди сердцу. Оно отзывается коротким, слабым, неуверенным ударом. Оно хочет биться. Оно желает мести. — Её хватило, чтобы игнорировать звонки и сообщения, не писать и не звонить, играть роль. Её хватило, чтобы позвонить и спокойно, без лишних слов и эмоций вырвать сердце парню, который готов был всю жизнь носить тебя на руках. И когда всё закончится, уверен, что и у него хватит сил, чтобы понять и простить тебя.
— А если он женится к тому времени? Заведёт семью? — лепечу, кусая губы.
— Значит, он не любил достаточно. И это не твой человек.
— Нет, папа. — качаю головой. — Мой.
Оборачиваюсь на рельсы, по которым укатил поезд, и слегка улыбаюсь нервной улыбкой. Я всё сделала правильно, чтобы защитить его семью. Теперь пришло время защитить себя и отомстить за свою растерзанную любовь.