— Думаю, тебе известно, кто она такая? — толкает вопросительно.
— Известно. — отрезаю без эмоций.
— А известно, на что способен Царёв, если узнает, что ты трахаешь его дочку?
Зубной скрежет раздаётся настолько громко, что даже взводник морщится и качает башкой. Снимает фуражку и прочёсывает волосы.
— У нас с ней ничего нет, товарищ старший лейтенант. — цежу металлом.
— Когда ничего нет, самовольно к девкам не сбегают.
Ма-а-ать…
— Она подруга детства Макеева. Я Царёву почти не знаю. Просто увидел, как она расстроилась "тёплым" приёмом отца, и хотел успокоить.
В глазах мужчины отражается куда больше, чем в скованных действиях и немногословных фразах. Это глаза человека, видящего других насквозь.
— Дикий… — выдыхает, будто обречённый на вечные муки. — Я восемь лет в армии. Сам был срочником, потом подписал контракт. Уже ни с первой волной призывников работаю. И сам когда-то был на твоём месте и видел, на что готовы пацаны из-за любви.
Какой, на хуй, любви?!
Вслух я этого, конечно же, не произношу. Но легче от этого не становится. За спокойным безразличием происходит нечто ужасающее, вызванное его словами. Ошарашивающее понимание, но пока ещё без принятия. Я не могу влюбиться в эту ядовитую Фурию! Даже не будь она ненормальной стервой, времени даже узнать её мало, не то, что втюриться! Не в Царёву! Чёрт подери, ни за что на свете!
Стремясь создать видимость спокойствия, немного приподнимаю уголок губ и высекаю:
— Можете просто впаять мне наряды, подать рапорт главнокомандующему, отправить в дисбат, но не говорите о том, чего не знаете. Мы с ней даже не друзья. Так, знакомые.
Он, сука, улыбается. С таким обличительным снисхождением, что хочется по лейтенантской роже двинуть сапёрной лопаткой или прикладом "Калаша".
— Дикий, послушай меня сейчас внимательно. Присядь. — тычет пальцем на стул. Я бы предпочёл съебаться на другую планету, но вместо этого сажусь и слежу за голубями на соседней крыше. Гафрионов занимает место за столом, складывает пальцы домиком и опускает на них подбородок. — Я видел много таких парней, как ты. Можешь отрицать передо мной, но не перед собой. Ни один солдат не рискнёт головой из-за "просто знакомой". Не моё дело, какие отношения у тебя и с кем, хоть с дочкой президента, но моя задача наставить тебя на путь и не дать наделать глупостей. За восемь месяцев ты единственный, кто не доставлял проблем. Идеальный солдат, на которого всегда можно было положиться. Я доверял тебе как самому себе. До прошлого увольнения не было ни одного происшествия, которое повлекло бы за собой наказание. Ты один из немногих, кого без проблем отпускал в увольнение на сутки, зная, что ты не доставишь проблем. Нажрался. Ладно. Не рассчитать может любой. Но то, что ты сделал сегодня — верх наглости и безрассудства. На такое идут только по одной причине. Второй раз озвучивать её не стану. Ты и сам знаешь. Но такие отношения обычно ни к чему хорошему не приводят. В восемнадцать-двадцать лет ещё играет юношеский максимализм. Ребята идут на любые риски ради любви, которая того не стоит. Сейчас ты испортишь себе личное дело и вернёшься домой. Думаешь, эта девушка оставит всё и поедет за тобой? Знаешь, сколько таких случаев на моей памяти? — вопрос чисто риторический, ибо старлей сам на него отвечает. — Можно пересчитать на пальцах одной руки. Это как курортный роман. Армейская романтика, редкие встречи, короткие свидания, но когда начинается реальная жизнь, мало кто сохраняет отношения. Тем более Кристина Царёва. Я её с двенадцатилетнего возраста знаю. Она девушка с запросами, которые ты не потянешь, даже если днём будешь учиться, вечером впахивать на стройке, а ночью разгружать вагоны. Да и учится она за границей. Лето не бесконечное и пролетит быстро. Что потом останется? Подумай на этим в наряде, а в субботу можешь идти в увольнение.
На этом он меня и отпускает, спустив на тормозах мой глупейший поступок. Радости от предстоящих выходных не испытываю. Да и вообще ничего. Какая-то чёрная дыра образовалась за рёберным каркасом от его слов. Принятие собственных чувств к Фурии и нелестной реальности шарахнули по сердцу со всей дури. Размозжило на хрен, оставив только кроваво-мясное месиво на искорёженной душе.
До того, как было произнесено слово "любовь", я об этом даже не думал. Как угодно готов был охарактеризовать свои чувства, но только не любовью. Злость, ненависть, желание наказать, странная тяга, сексуальный голод, отупляющая похоть, непонятное притяжение, больное помешательство. Всё это подходило, но было неверным. Как в кроссворде, количество букв подходит, а с другими словами не совпадает. Теперь совпало идеально, пусть и не дало ни единого ответа.
Я не понимаю, как и когда это могло произойти. В какой момент в сердечной мышце появился отклик на присутствие Кристины? С первого же взгляда? Когда не смог сдержаться и поцеловал её, чтобы заткнуть? Или утром у красного Хаммера, пока она меня дразнила? А может, в одну из тех ночей, что она не давала мне спать, являясь в каждом сне? А вдруг в ту секунду, когда впервые услышал нотки отчаяния в задыхающемся голосе, когда просила вернуться на пост и не подставлять шею под гильотину? Возможно, когда увидел маленькую девочку, скучающую по непробиваемому папаше? Когда это случилось?!
Можно было бы отрицать и дальше, но от этого ничего не изменится. Я влюблён в Царёву. И это полнейший пиздец. Я, блядь, зашёл в тупик, а за спиной обрушилась стена. Где искать выход? И есть ли он вообще? Как выбраться из паутины, если чем сильнее стараешься вырваться, тем сильнее запутываешься? Это бесконечное болото, а я увяз в нём с головой.