Отец перегибается через стол и буквально выдирает у меня из рук блюдо. Подносит к лицу и втягивает запах. Его губы расплываются в улыбке.
— Вкусно пахнет.
— Только пахнет. — брякаю, ковыряясь в тарелке.
Меня не пугает та гадость, что я наготовила. Просто аппетита нет.
— Попробуем. — смеётся он, накладывая себе нескромную порцию. Закидывает в рот кусочек и тут же меняется в лице. Прожевав, залпом выпивает стакан воды. Выдыхает, открыв рот, словно обжёгся. Хотя и не удивительно. Я туда пол перечницы бахнула. На его глазах выступают слёзы, но он всё равно выпаливает: — Островато. Но съедобно. — и отправляет в рот ещё одну вилку.
— Не мучай себя, пап. — вскрикиваю, отбирая у него тарелку. — Я же вижу, что это есть нельзя.
— Можно. — заявляет уверенно, доливая воду. — Только ты не ешь. Тебе с гастритом точно нельзя.
Я и не собиралась есть. Исключительно для вида задумчиво грызу огурец, иначе папа не отстанет. За ужином весело трещу обо всяких глупостях, расспрашиваю папу о рабочем дне и, конечно же, без конца улыбаюсь и смеюсь, пусть и ощущаю, как расползается внутренняя пустота. И с каждой минутой она становится всё темнее и глубже. Настолько, что к концу вечера еле волоку ноги в свою комнату. Будто из меня силы выкачали. Падаю лицом в подушку и не дышу.
Мне так хочется закричать. Заплакать. Но ещё больше мне хочется, чтобы кто-то сказал, что всё это неправда. Что у Андрея никого нет. Что Пашка просто решил меня так развести. Хотя в глубине искромсанной души знаю, что никакого подвоха нет. Голая, отвратительная правда. Я люблю мужчину, у которого есть семья. А он всё же соврал мне. Всё просто. Глупая Крис Царёва снова у разбитого корыта, заполненного её собственной кровью и внутренностями. Вот так-то. В следующий раз она подумает, как следовать зову сердца, а не руководствоваться холодным разумом.
Я теряю счёт времени, продолжая просто лежать. Я не трачу силы на самокопание. А смысл?
Телефонный звонок среди ночи — меньшее, что мне сейчас надо. Хочется только, чтобы эта боль ушла, а силы на жизнь иссякли. Но я всё равно отвечаю, даже видя имя абонента.
В моём голосе нет ни эмоций, ни звона, ни души.
— Что ты от меня ещё хочешь, Андрей. — вопрос даже не звучит как вопрос. Чтобы придать ему вопросительных интонаций, надо хоть что-то чувствовать. — Не звони мне больше, пожалуйста. Оставь в покое. Я знаю, что все твои слова и действия были игрой и не больше того. Возвращайся домой к жене и ребёнку. Ты уже сделал мне достаточно больно, так что не волнуйся, ещё долго не оклимаюсь.
Перекатываюсь на спину, кладу смартфон рядом с ухом и раскидываю руки в стороны, уставившись в светлое пятно лампы. Сжимаю веки, но больше не могу сдерживать слёзы. Они сами пробиваются сквозь них и ползут по вискам, чтобы потеряться в волосах.
— У меня нет жены, Крис.
— Тогда к невесте. — толкаю так же, без красок.
— И невесты тоже. Нам надо поговорить лично. Где ты сейчас?
— До-о-ома-а-а. — растягиваю слоги.
— Я еду. Выйди часа через пол. — режет быстро, словно задыхаясь от бега.
— Мне не о чем с тобой говорить, Дикий. — шиплю, хватая мобильный и принимая сидячее положение.