Испугавшись своих догадок, камеристка закрыла глаза и постаралась поскорее уснуть.
На другой день Кончита через мальчишку-посыльного получила от дона Стефано приказ явиться в мастерскую, куда он часто вызывал камеристку для разговора. В этот раз вместо кабальеро пришёл подручный. Поглядев исподлобья, мужчина сказал:
— Здравствуй, Кончита. Быстро вываливай, что там у тебя.
— Куда так спешишь, Роберто? На тот свет, что ли?
— Брось свои шуточки! Сеньор сказал — ты знаешь, кто из господ покупает серебряные безделушки.
— Почему серебряные, а не золотые?
— Не твоё дело и не моё. Кто их, господ, разберёт. Есть у них вещи, по весу — пустяк, а золотых дают чуть не в десять раз больше, чем эта безделица, даже из серебра, весит.
Кончита назвала несколько имён, присовокупив, что герцог здесь первый, другие собирают серебряную утварь и украшения, потому что на золото не хватит монет. Потом спросила:
— Ты, видать, у дона Стефано в чести, не первый раз уж за него здесь.
Роберто хмыкнул:
— В чести у него благородные господа. К распоследнему идальго ездит со всем уважением, а наш брат для него вроде грязи.
— И наша сестра тоже, — подхватила Кончита.
— Вашу сестру сам чёрт не разберёт.
— Говорят те, кто разбираться не хочет.
— Очень мне оно надо.
— Ну да, ведь у тебя есть сеньор, он во всё разберётся вместо тебя.
За время перепалки Кончита заметила, что её собеседник не слишком-то любит своего господина, а ещё взгляды, которыми Роберто обшаривал её грудь. Постаравшись встать с независимым видом, но повернуться так, чтобы парень лучше видел вырез на её платье, Кончита насмешливо продолжала:
— Щедрый сеньор, служишь ему не за страх, а за совесть.
Неожиданно Роберто совсем помрачнел:
— Совесть, совесть… отродясь у него совести не было.