– Я понимаю, что ты не дорожишь нашими отношениями, София, – произнес он, – но не стоило придумывать такую историю, чтобы я ушел. Достаточно было просто попросить.
Он и впрямь развернулся, чтобы уйти, а Соня впервые за долгое время поняла, что не готова его отпустить. Не готова сейчас просто остаться одна, со всем этим. Поэтому подскочила и схватила его за руку:
– Я понимаю, что в это сложно поверить, – сказала она, когда муж обернулся, – но как ты правильно сказал, если бы я хотела, чтобы ты просто ушел, я бы сказала об этом. Насколько ты знаешь, я никогда не стеснялась об этом просить. Я говорю правду, Сезар. Я и Лена… мы оказались в телах Софии и Ленор после дуэли. Ты сам учил меня всему, когда я якобы потеряла память. Ты сам удивлялся, когда я терялась в самых простых вещах в первые пару недель. Вот только дело в том, что я – не София Драконова без памяти. Я тоже Софья… то есть Соня, но я не она. Я другой человек, и подтвердить это могут Валентайн, Лена. И даже твой брат.
Если до этих слов каменным было только его лицо, то сейчас он словно окаменел весь. Соня буквально почувствовала, как пальцы под ее ладонью будто становятся высеченными из мрамора, а в темных глазах начинают мерцать серебряные искры.
– То есть, ты хочешь сказать, что ты в теле Софии Драконовой больше года, а я узнаю об этом только сейчас? – жестко произнес он.
– Сам подумай, как бы ты отреагировал, если бы я сказала это сразу, – Соня отпустила его руку, чтобы обхватить руками себя. – Когда мы еще толком знакомы не были. А потом, когда все стало сложно… мне было не до того.
– Но Люциану ты сказала, – холодно отрезал он. – Сразу. Или ему сказала Ленор?
– Далеко не сразу. Он сам узнал, и было уже не отвертеться… но это неважно. Сезар, ты просил искренности, и я сейчас искренна, как никогда. – Она посмотрела ему в глаза. – Ты просил рассказать, что со мной, и я говорю. Мне сейчас очень страшно. Мы с Леной… точнее, она провела ритуал, чтобы я могла поговорить с мамой, и ей стало плохо в том, другом мире. Последнее, что я видела, как она упала на кухне. Я не представляю, что произошло дальше. Как бы ты себя чувствовал на моем месте?
Муж на миг прикрыл глаза, и Соне вдруг показалось, что сейчас он просто уйдет. Закроет за собой дверь и больше никогда с ней не заговорит, и если еще какое-то время назад она бы хотела, чтобы так случилось, то сейчас отчаянно, невыносимо этого испугалась. Сама не зная, почему. Страх остаться одной? Она и так была одна в Даррании очень долго. Слишком долго, чтобы этого бояться. Тогда что?
– Если это правда…
– Это правда. – Когда Сезар снова заговорил, у нее отлегло от сердца. По крайней мере, он не ушел, и теперь уже Соня не могла отвести взгляда от его лица. Словно заново, за все потерянное для них время его изучая. Каждую черточку, резкие скулы, прямой взгляд. Жесткий изгиб губ.
– Мне жаль, София, – произнес он. – То есть Софья. Соня. Не знаю, как теперь тебя называть.
– Можно просто Соня. Так меня зовут самые близкие. Звали…
– Мне жаль, что так произошло с твоей матерью. – Сезар смотрел ей в глаза, и она чувствовала, как сердце начинает биться быстрее. – Я все еще не представляю, как такое возможно, но если ты говоришь… у меня действительно нет причин тебе не верить.
Соня невольно улыбнулась. Кажется, впервые за последние дни ее губ коснулась пусть легкая, но все же улыбка. Она потянулась к уголкам рта кончиками пальцев, чтобы проверить, не показалось ли, но тут же опустила руки.
– Я рада, – выдохнула облегченно. – Я рада, Сезар… Прости, что не сказала тебе сразу, но между нами все было очень неопределенно, и я…
– Это уже неважно.
– Что? – Улыбка сбежала с губ. Не столько из-за слов, сколько из-за тона, которым они были сказаны.
– Я считал, что должен искупить свою вину перед тобой, – произнес он, глядя ей в глаза, – чтобы мы могли быть вместе. Чтобы у нас получилось хотя бы что-то… не как у моих родителей. Я надеялся, что смогу сделать тебя счастливой, что смогу создать семью, в которой не будет места лжи, недопониманию, предательствам. Но сейчас я понимаю, что больше не могу тебе верить. Если ты могла молчать о таком, я понятия не имею, что ты можешь утаивать еще.
– Я ничего больше от тебя не утаиваю! – выкрикнула она. – Неужели так трудно понять, что я просто боялась? Боялась в том числе вот такого…