Сердце затрепетало как глупая птичка, попавшая в клетку, в груди стало тесно.
Наверное, если бы Геррах был слишком напорист, я бы нашла в себе силы его оттолкнуть. Но губы моего дракона оказались такими упоительно нежными…
***
Он целовал меня неспешно и сладко, а ладони гладили мою спину так бережно, точно я какая-то хрустальная ваза. Меня подхватило и понесло ласковой волной ощущений, закручивая в водоворот желаний, где имели значение только теплые губы, целующие мои, и руки, в объятиях которых было так надежно и просто.
Всю мою привычную жизнь смело ураганом, а Геррах был такой уверенный, твердый, и эта мужская сила в нем звала меня, предлагала опору, защиту, и я обхватила его плечи, словно утопающий – скалу.
Он оторвался от моих губ и покрыл поцелуями шею, оставляя горящие метки на коже. Снова вернулся к губам, раздвинув их языком. Слегка потянул меня за волосы, массируя затылок, пропуская пряди между пальцами.
Драконья песнь звучала так чарующе, и я слышала новый мотив, который пел о любви. Это была магия, древняя как сама жизнь. И сейчас она шептала мне о том, как естественны и правильны мои желания.
Я была хозяйкой дома, артефактором, дочерью и племянницей, рабовладелицей, в конце концов, но сейчас это все казалось таким наносным и неважным точно пыль, которую смыло тропическим ливнем. Я женщина, а со мною рядом мужчина. Наши языки и тела сплетаются в извечном танце, и правильней этого нет ничего. В его глазах пылает желание, и его руки и губы знают, как пробудить во мне ответный огонь. Так зачем мне противиться и вспоминать запреты, придуманные кем-то другим?
Поцелуй стал настойчивее, жарче, горячий язык толкнулся глубоко в мой рот, и я задрожала всем телом, приникая к Герраху теснее. Жадные руки огладили спину и легли на ягодицы, вжимая их в крепкие мужские бедра, и мне показалось, что огонь дракона проникает в меня, рассыпается искрами по коже, заставляет кровь кипеть, а сердце биться быстрее в такт мелодии, что звучала в нем.
– Шехсайя, – прошептал он, прикусывая мочку моего уха, а его пальцы аккуратно, но настойчиво потянули лямки платья.
Наверное, именно это слово привело меня в чувство. Я так и не выяснила, что оно значит. Геррах – мой раб, чужеземец, я знаю его всего пару дней и у меня, в конце концов, планы!
– Хватит! – выпалила я и, вывернувшись из его рук, метнулась по другую сторону стола. – Я запрещаю тебе прикасаться ко мне, раб.
– Ты подписала вольную, Амедея, – хрипло напомнил Геррах, подходя ко мне, но я уперлась ладонями ему в грудь. Сердце с ней билось гулко и почти так же быстро, как и мое.
– Я тебе доверяю, – выпалила я. – Ты не причинишь мне вреда.
Его лицо исказилось от эмоций, и на миг мне померещился рисунок чешуи на его скулах.
– Я не собираюсь вредить тебе, Амедея, – возразил он. – Напротив.
Я поправила платье, пригладила растрепавшиеся волосы. О чем я только думала? Понятно, о чем: какие нежные у него губы и умелые руки, и как приятно он пахнет – сразу и морем, и костром.
– Что такое шехсайя? – спросила я.
– Желанная, – ответил он после паузы.
Это окончательно меня отрезвило. Нашла время – удовлетворять чужие желания, когда мне отчаянно пора заняться своими.