— Я-то посмотрела, — с расстановкой сообщила Маняша, — только вот в приличном обществе принято такие вопросы задавать.
— От батюшки, — вздохнула я, вытряхивая на стол стопку банковских билетов и клочок бумаги с запиской, рукою Карпа Силыча Абызова самолично накорябанной.
— Пишет что? — Этот принятый в приличном обществе вопрос был задан вполне рассеянным тоном, ибо Маняша озвучила его, не отрываясь от пересчета денег.
— Жив, здоров, чего и мне желает, — грустно ответила я, наблюдая, как свежая наличность укрывается в окованном дубовом сундучке. — А также выражает надежду, что я фамилии Абызовых не посрамлю.
— Этого мы тебе никак позволить не можем, — кивнула Маняша, запирая сундучок и пряча ключик на своей дородной груди. — Я завтра к управляющему наведаюсь, счета оплачу. Мымра-то свои бумаги поднесла?
Мымрой Маняша величала мою кузину Наталью Наумовну.
— Поднесла, — кивнула я. — Ты уж, будь любезна, попроси ее расходы сразу на мой счет писать, чтоб в будущем неприятных ситуаций не возникло.
Наталья Наумовна, в отличие от меня, парвеню, дама самая что ни на есть благородная, старинного дворянского рода Бобыниных, ей о презренном металле думать никак нельзя. Об этом Натали мне сообщила самым холодным тоном третьего дня, присовокупив сожаления о том, что согласилась сопровождать меня в курортных развлечениях, не подумав о последствиях сего решения. Я краснела, бледнела, но терпела ее упреки. Кузина мне нужна, ох как нужна. Без благородных родственников в моем деле никак не обойтись. Да и уроки французского, что изредка мне от нее перепадают, очень кстати.
Курортные развлечения! Мы сидели на острове с серпеня, вот уже третий месяц. И до недавнего времени кузина никакого неудовольствия не проявляла. Здесь было многолюдно, кипела жизнь, в павильоне каждый день играл оркестр и устраивались танцы. Мы с Натали блистали в местном обществе. Она, изящная блондинка, я — брюнетка, слишком яркая и пышная, чтоб быть изысканной. К счастью, мы оттеняли друг друга, привлекая взгляды. Кавалеры кружили вокруг нас будто бабочки вокруг цветов: офицеры, чиновники, парочка финансистов. К сожалению, никто из них мне не подходил.
— Рано приехали, — заключила Маняша к исходу третьей недели. — Я тут с обслугой поговорила, аристократы на Руян по осени слетаются. То есть сплываются. Сейчас время для рыбешки помельче.
— Но Наталья Наумовна, — пыталась я возразить, — другое мне говорила.
— Твоя Наумовна, — кривилась Маняша, — очень до денег алчна. Она за то, чтобы кто-нибудь ее капризы оплатил, и соврет, недорого возьмет. Мымра она, вот кто!
Я тогда Маняшу строго отчитала, а потом пришлось прощения у нее просить. Потому что права моя нянька оказалась. Не в то время мы здесь оказались. И чтоб выяснить это, многого не понадобилось, всего лишь посетить библиотеку да полистать подшивки местных газет.
Я тогда разозлилась на кузину до крайности, до того даже, что послание родителю сочинила покаянно-повинное. Так, мол, и так, написала, подвела тебя Серафима непутевая, до седых волос мне теперь в девках сидеть. Господин Абызов тогда ответил мне быстро и, по обыкновению, кратко. Велел никуда с Руяна не отплывать, новостей ждать и его фамилию по возможности не позорить.
— Ну что там еще?
Слова няньки отвлекли меня от воспоминаний. Я принялась за другие письма. Они были из Мокошь-града, от двух незнакомых друг с другом человечков, коих нанял мне в помощь батюшка. Один служил в газете, судя по излишне цветистому слогу, в должности невеликой, навроде переписчика, а другой, немногословно-деловитый, имел дело с учетом приезжающих и отъезжающих.
Быстро пробежав глазами корреспонденцию, я зашуршала газетой.
— Дождались, Маняша!
— Кого?
— Его! — Я развернула к няньке газетный лист, с которого смотрел на Маняшу бравый гусар. — Сиятельный князь Кошкин!