— Доберусь, — махнула я рукой, — а то проводит кто. Спасибо, господин капитан.
Сказать по правде, домой я не торопилась. Любопытно ведь послушать, что скажут наши деревенские о господине маге!
Несколько спокойных дней и ночей, и жизнь вошла в привычную колею. Как прежде, старик Берни с внучком гоняли пастись деревенское стадо, мелкая ребятня следила за гусями у ручья, а детвору постарше снова отпускали в лес за земляникой — правда, строго-настрого наказав не заходить далеко и держаться вместе.
Зато мои ночи превратились в один сплошной кошмар. Ужас лесных обитателей врывался в сны падающей с темного неба черной тенью, меркнущей луной, предсмертным стоном. Уж не знаю, чего стоила ворожба мэтра Куржа, но неведомое зло никуда не делось — и даже, кажется, набирало силу.
Как-то к нам прибежал мелкий Ронни. Выпалил, едва войдя:
— Баб Магда, вас мамка моя прийти просит! У малыша животик пучит, всю ночь орал!
— Как орал, — встрепенулась бабушка, — рассказывай?
— Ну, как, — растерялся Ронни, — громко!
— Гро-омко, — передразнила бабуля. — Ясен пень, раз орал, так уж не шепотом. Ладно, что с тебя спрашивать! Сядь покуда, сумку соберу, да и пойдем. Сьюз, налей мальчонке кваса, ишь, упыхался по жаре.
— Уже, — я поставила перед Ронни кружку, спросила: — Почему один пришел?
— Дорогу знаю, — презрительно отозвался мелкий. — Уффф… вкусный квас, у мамки хуже выходит. Сьюз, дай еще, а?
Я зачерпнула еще кваса.
— Держи. И слушай меня внимательно, Рон. Что ты дорогу знаешь аж до самого замка, никто и не сомневается. Только в лесу плохо, понял? Уж не знаю, чего там господин маг наворожил, а никуда эти твари не делись, запомни сам и другим передай. Лучше бы в лес вообще не соваться, но… — без лесу что деревенским, что нам с бабушкой никак, и я только вздохнула. — Хотя бы поодиночке не ходите. Сожрут.
— Я там скажу, — бабушка уже собрала сумку и слышала мои последние слова. — Ты, Сьюз, если я до захода не вернусь, не волнуйся — значит, у них на ночь осталась. Закрывайся тогда и спи. Я там тебе мяты заварила, от дурных снов нашептала, настоится к ночи, попей.
Я покосилась на мелкого, вздохнула:
— Что, снова кричала?
— И кричала, и стонала… опять не помнишь, что снилось?
Я покачала головой. Что-то я помнила. Заслонившую луну крылатую тень, прижавшую к земле тяжесть, рвущие горло зубы. Ничего ясного. Ничего такого, чтобы понять, что творится.
— Одна не иди, — я чмокнула бабушку в щеку. — Пусть проводит кто.
Бабуля насмешливо щелкнула меня по носу: мол, яйца курицу не учат. И ушла. А неясная тревога осталась.