Когда Аскол, ободряюще кивнув, плотно закрыл за собой дверь казармы, Игмарту показалось, что захлопнулась крышка его гроба.
— Наглец, мальчишка, — маг шагнул к королевскому псу, и тот отшатнулся: показалось вдруг, что за плечами мэтра Гиннара маячит источающая могильный холод зыбкая тень. — Ты кого обмануть хотел? Меня обмануть хотел? Забыл?..
Марти ожидал боли, но крика сдержать все равно не сумел. Гиннар хмыкнул довольно, когда королевский пес рухнул перед ним на колени; а Игмарта, сквозь боль, стыд и ненависть, обожгла вдруг надежда. Ведь здесь столица, не лес глухой, и свои — вот они, рядом, всего-то за стенкой! Аскол навряд ли успел далеко уйти, он может услышать! Услышать и вернуться… Аскол, вернись, пожалуйста…
Но капитан не возвращался, и по виду Гиннара ясно было, что клятый маг обезопасил себя от лишних свидетелей. Наплел, небось: ворожба серьезная, орать будет — не берите в голову, так и надо…
— Ты слишком быстро забыл, щенок, какова власть богини, — прошипел Гиннар.
В следующий миг боль стала настолько острой, что мысли вышибло из головы. Внешний мир исчез, сжался в расплавленный комок, захлебнулся огнем и могильной стынью… но багровая тьма небытия, вожделенная, манящая, дразнила издали, не даваясь в руки, и сквозь собственные хриплые вопли Марти отчетливо слышал полный удовлетворения голос проклятущего мага:
— И не надейся сдохнуть. Не выйдет. Будешь жить и служить, и делать, что прикажу.
Пытка длилась ровно до того мгновения, пока Марти мог хоть как-то осознавать происходящее. Едва тьма приблизилась вплотную, как все кончилось. Остались только гладкие доски пола под щекой, терпкий запах пыли да смутные цветные пятна, плавающие под закрытыми веками. И ненавистный голос:
— Неужто ты впрямь надеялся так просто ускользнуть от нашего договора? Не-ет, Игмарт. Уж поверь, когда придет нужный нам день, я сумею обеспечить твое присутствие рядом с королем. И уж тем более — исполнение приказа. А будешь фордыбачить — только себе хуже сделаешь. Кстати говоря, тебе ведь Ульфар обещал кой-чего? Не за бесплатно ведь рискуешь, королевский пес… так вот, на первый раз я ему не скажу, что ты с поводка сорваться пробовал. Ренхавен прав, за страх и за сладкую косточку служится веселей, чем просто за страх. Так что думай почаще о своей косточке, будущий барон Герейн.
Маг не отказал себе в удовольствии пнуть лежащего под ребра. Уронил брезгливо:
— Сейчас ты встанешь, умоешься, разденешься и ляжешь спать. Проспишь до завтрашнего вечера. Когда проснешься, скажешь, что тебе было худо, но теперь лучше. Скажешь… Герейна встретил, скажешь, едва удрал — так ведь и было, верно? А вскоре после того и начались с тобой все эти странности. — Гиннар обронил смешок. — Что, кстати говоря, тоже чистая правда. Видишь, и врать не придется. Всего лишь сказать ту часть правды, которая годится к случаю… И начнешь следить за собой, как у вас положено, чтоб никаких нареканий! Ясно?
— Да, — выдохнул Марти. Он еще помнил, слишком хорошо помнил, что на вопросы Гиннара — по крайней мере, на
— То-то же.
Мэтр неторопливо прошелся туда-сюда, остановился перед самым лицом Марти, покачиваясь с пятки на носок; туфли из дорогой кожи чуть слышно поскрипывали, посеребренные пряжки мерцали ласковым матовым блеском.
— Ты больше не станешь уклоняться от караулов во дворце. Понял?
— Да.
— Вставай. Сеанс лечения, — Гиннар ухмыльнулся, — окончен. Надеюсь, обойдется без рецидивов. Ради твоей же пользы.
Развернулся на каблуках и вышел.
На сей раз хлопок двери показался Игмарту самым прекрасным звуком на свете. От счастья расплакаться впору, съехидничал в собственный адрес королевский пес и, пошатываясь, поплелся к умывальнику. В полном соответствии с приказом Гиннара, бесы б его драли через три колена.
"Все, что здесь произошло и произойдет, все, что ты сейчас узнал и еще узнаешь, все наши приказы и запреты — тайна. Ты не расскажешь о ней, и не напишешь, и не намекнешь, и не станешь отвечать на вопросы, если твои ответы, правдивые или лживые, смогут выдать эту тайну или хотя бы намекнуть о ней.