Отчасти я с вандалами была согласна — кому нужен часовщик в нищенском районе? Какие часы, когда людям нечего есть? Но охранник заверил меня, что если кто-то и в курсе, где после последней зачистки можно отыскать нелегальных артефакторов, то это господин Ли. Ибо он пережил уже десять лет облав и, судя по тому, как дела его шли до сих пор, — переживет еще столько же.
Стивенсон вошел в лавку первым — рассохшаяся дверь громко скрипнула — и подал руку мне. Изобразив на лице подобающее выражение брезгливости пополам с надменностью, я огляделась вокруг, прижимая к носу надушенный платочек. Помещение было завалено всевозможным пыльным барахлом, отнюдь не только часами, впрочем, и они имелись — большие, до потолка, с тяжелым маятником и громоподобным стуком. Раздались шаги, и под шорох бамбуковой ширмы за прилавком напротив нас появится маленький, сухонький, сморщенный, как чернослив, шинозец[2] с блестящими жучьими глазками и жидкой бороденкой.
Он мазнул по нам со Стивенсоном, казалось бы, совершенно мимолетным взглядом, но у меня сразу же появилось ощущение, что оценено было абсолютно все — мой костюм вплоть до перчаток и перьев на шляпке, осанка, платочек, охранник со всеми его револьверами, амулетами и прочим инвентарем, о котором я сама не подозревала. Оценено, подсчитано и суммировано в количество монет в моем кошельке.
— Добро пожаловать, мэм, — произнес он с ощутимым акцентом. — Чем могу быть вам полезен? Покупка, продажа, залог, починка?
— Информация. — На блестящий вытертый прилавок лег золотой толл, демонстрирующий всю серьезность моих намерений.
Как лег, так и исчез, будто его и не было, и улыбка расцветила лицо господина Ли, сморщив его еще больше.
— Что угодно знать щедрой госпоже?
— Я ищу того, кто может оказать мне услугу весьма деликатного свойства… — Я покосилась на охранника и, наклонившись через прилавок, не отнимая от лица платочка, добавила шепотом: — Необходимо поставить печать магу. — Мой голос сделался еще тише, и шинозец сам наклонился ко мне подобострастно и внимающе. — Практикующему магу.
В раскосых глазах не отразилось ничего, только улыбка продолжала все так же растягивать желтоватую кожу.
— Если вам нужно избавиться от чего-либо ненужного, мэм, вы всегда можете обратиться к старьевщику Джимми. Он живет в квартале отсюда, как выйдете, направо по улице до конца и снова направо, а там вам любой подскажет.
— Благодарю, — я кивнула и направилась к выходу.
На выходе из лавки я была с прискорбием вынуждена признать, что по улице направо пролетка не проедет — дома там сходились настолько узко, что места хватало только на то, чтобы двое встречных разошлись, не задев друг друга локтями. Отпускать пролетку было жаль — где я другую потом найду? — поэтому снова пришлось раскошелиться с обещанием дать еще столько же, если нас дождутся. Оставалось лелеять надежду, что жажда наживы у извозчика пересилит нежелание долго торчать в не самом гостеприимном районе Карванона.
А когда мы шагнули в сумрак улицы, полутемной из-за того, что крыши почти сходились над головами, я почувствовала дикий для этих мест, но отчетливый аромат кофе — кажется, господин Стивенсон активировал какие-то амулеты. Впрочем, слишком настороженным и недовольным охранник тоже не выглядел. Обыкновенно собранным — да, но не более. И это лишний раз давало мне повод увериться в правильности собственных действий.
Лавку «старьевщика Джимми» мы нашли достаточно быстро, даже никого не пришлось донимать расспросами. Вывеска у него была на удивление опрятная, хоть и простенькая — аккуратные белые буквы на деревянном прямоугольнике и пририсованный дырявый башмак. Я вошла снова вслед за Стивенсоном в темное помещение и почти тут же была огорошена грубым окриком:
— Краденым не торгую! Все, что имеется, — честно куплено, а если вам сказали обратное — нагло врут.
— Не нужно мне ваше честно краденое! — возмутилась я, сторонясь полок, заваленных хламом, и коробов с одеждой сомнительной чистоты.
— А покупать у благородных господ я тем более не покупаю, — был ответ, и я наконец смогла разглядеть в темноте комнаты мужчину, одетого в потертый сюртук, с грязным платком на шее, длинными залысинами и острым, загнутым, похожим на клюв носом. — У меня тут не ломбард, мэм, чтобы золотишко вам отсчитывать. Это вам к ушлепку Карлу, жуку алемарскому, а я продаю и скупаю для бедных! Так что шли бы вы, мэм, по своим делам…
— Я по ним и иду! — Я яростно сверкнула глазами и стиснула ручки ридикюля так, что костяшки побелели. — Меня… мне… господин Ли указал мне на вашу лавку и сказал, что здесь мне могут помочь.
— Ну если мадам желает принарядиться для маскарада… — задумчиво протянул старьевщик. — Но учтите, простирнуть вещички лучше будет трижды.
Со стороны могло показаться, что он искренне пытается от нас избавиться, но за грубыми отповедями что-то наверняка было. Своего рода проверка?