Но у меня что-то обрадоваться не получалось. Он что, не знает, с кем связался? Хотя на глупца вроде бы не похож… А если знает, зачем тогда?..
— Живой? — Знаю, не самый умный вопрос. Но хотелось как-то предупредить несчастного, а как это провернуть при Аделине, я представляла плохо.
— Во всяком случае, умертвием себя не ощущаю. — У Новака улыбались не только губы, но и яркие голубые глаза, и морщинки-лучики в уголках глаз. А мне как-то особенно жаль его стало.
Хороший же человек пропадает!
— Четвертый? — выпал из меня еще один вопрос.
— Да нет, только второй, — внесла точность Аделина. Потом обозрела мою вытянувшуюся мордашку и звонко, точно юная девушка, рассмеялась: — Не верь всему, что в листовках пишут.
Ну да, было бы странно, если бы она тут же созналась во всех злодеяниях и потребовала немедленно вернуть ее на остров.
— И из заточения вы не сбежали? — думала, что поддела ее, я.
— Нет! — радостно объявила госпожа Аольская, щурясь от ослепительного солнечного света, льющегося сквозь большое окно.
На поведение мое она совершенно не рассердилась. Ну если только не считать гору блинчиков, политых медом, кои эти двое навалили мне на тарелку. Однако любопытство отогнало аппетит.
— Ваше лицо кажется мне знакомым, — все никак не получалось угомониться, — словно я его много раз видела. Но не могу вспомнить где…
— А ты себя без шрамов когда-нибудь представляла? — хитро взглянула на меня Аделина.
Ой…
И точно!
Понятное дело, почему я не догадалась: ведь запретила, давным-давно запретила себе думать, как было бы без всего этого. И, по возможности, следовала внутреннему запрету. А тут…
Какое сходство!
Но как…
Догадка ледяным водопадом обрушилась на голову. Вот почему они мне помогали и были добры!
Ой, мамочки! Что ж теперь делать?!
— Получается, не было никакого ларца с сокровищами? — чувствуя себя героиней самой настоящей волшебной сказки, где возможны любые чудеса, с замиранием сердца спросила я. — Вы Марте меня отдали?