— Конечно же, был, — возмутилась Аольская.
— Я понятия не имею, где он, — уточнила на всякий случай.
А то еще начнут трясти! Может, мама все деньги на дом истратила?
— Не волнуйся, я знаю, где мои сокровища. — Она отмахнулась от этого так легко, будто содержимое ларца не имело никакого значения. — И тебе скажу. Но давай обо всем по порядку, ладно?
Слушать ее было легко, действительно как волшебную сказку из детства. В рассказ верилось и не верилось одновременно, и я даже есть не забывала. Кстати, блинчики были возмутительно вкусные, так что кто-то с маленькими задатками рисса скоро потянулся за добавкой.
А рассказывала Аделина просто невероятные вещи…
— У меня всегда был особый дар нравиться мужчинам. Помню, еще в детстве соседские мальчишки делали за меня всю работу по дому, лишь бы только я вечером посидела с ними на веранде. Кумушки с рынка, где торговала мама, судачили, что в свете у меня бы отбоя от поклонников не было, но мы были бедны и безродны, о сборищах богатых господ только из старых газет, которые носил по улицам ветер, узнавали. — Она рассказывала не слишком-то веселые вещи, но, когда глаза затуманились воспоминаниями, на губах появилась слабая улыбка.
Никогда бы не подумала… Сейчас Аделина выглядела и держалась как знатная дама.
— По мере того как я взрослела, симпатия некоторых поклонников становилась навязчивой. Кое-кого папа гонял, иногда даже пускал палку в ход. — Она хихикнула, как девчонка, и тут же снова стала серьезной. — Но особенно отличился один. Бартош Брунт. Он рос по соседству и долгие годы сходил по мне с ума. Но я боялась его, чувствовалось в этом парне что-то темное. А он трижды сватался и не счесть сколько раз был бит палкой. Не потому что родители ко мне прислушивались, мама к тому времени уже умерла, а отец лелеял надежду пристроить меня за знатного, хотя бы содержанкой, чтобы можно было тянуть из «зятька» деньги. Он у меня любил карты, но они отвечали ему холодным равнодушием.
М-да… И я еще жаловалась, что это мне трудно живется. Как выяснилось, красота тоже не всегда гарантирует безоблачное существование.
Рассказ еще не дошел до сути, но Аделину почему-то уже было жалко.
— Потом Бартоша забрали служить в армию, и жить стало гораздо спокойнее, а то я в последние перед этим месяцы даже по улице ходила с опаской, — продолжала она рассказывать. — Но покой продлился недолго. Отец крупно проигрался и отдал меня замуж за того, кто согласился покрыть долги.
— Жуть! — не сдержалась я.
Аделина посмотрела на меня с нежностью и, кажется, не погладила по щеке только потому, что не могла дотянуться.
— Тебе так кажется, потому что ты еще молода и ждешь большой любви. — Она читала меня, как открытую книгу. Даже те строчки, которые были замазаны толстым слоем чернил. — Я переехала в хороший район, в богатый дом. Меня стали называть госпожой. Справедливости ради надо признать, что страсть к молоденьким девушкам была единственным недостатком пожилого профессора теоретической магии. Он был добр ко мне, даже по-своему любил. И именно мне завещал сокровища, которые долгие годы собирал в своих экспедициях. Даже несмотря на то, что у него были дочери от предыдущей жены.
Ну и правильно, я бы Нарье и цветок в горшке не доверила. Загубит ведь. А тут целые сокровища!
— Зачем же ты его отравила? Или не ты? — А еще мне было жуть как интересно, куда из истории делись оставшиеся два мужа, о которых писалось в листовке, но об этом спросить не успела.
— Не я, конечно, — нервно повела изящными плечиками Аделина. — Мы прожили четыре года. Мужа я не любила, скорее терпела, но как-то приспособилась. Тогда появился Бартош. Не представляю, как ему это удалось, но за сравнительно короткий срок он сделал в армии карьеру, потом немного сменил род деятельности, вернулся домой, и когда мы встретились на одном светском приеме, его как раз должны были назначить заместителем главного дознавателя Ирганны.
В голове сегодня было светлее, чем вчера, и картинка начала складываться вперед слов.
— Он не забыл тебя?