— Не нужно, — буркнула и еще больше насупилась.
— Ведешь себя как ребенок, — удрученно покачал головой Анб. — Нельзя так наплевательски относиться к своему здоровью.
— Какая теперь разница? — отмахнулась я. — Хуже, чем есть, точно не станет.
Неодобрительно поджав губы, Анб все же попытался придержать меня одной рукой, а второй что-то там проделать с повязкой, но я с силой мотнула головой и почти выкрикнула:
— Да отстаньте вы уже, наконец!
Его недовольство усилилось. Но раньше, чем Говард смог выразить это словами, меня одернул другой человек.
— Михаэлла, Анб прав. — Слабый голос подействовал лучше подзатыльника. — Когда ты успела стать такой капризной? Эх. Говорили мне, что у рисс характер тот еще… Теперь, видимо, придется прочувствовать на своем опыте.
Поначалу я замерла, не веря ушам. Он… живой… дразнит… Потом резко повернулась. Бледная физиономия Тавиша выглядела неважно, волосы спутались, щеки запали, но необычные глаза горели живым огнем, и их взгляд был привычно нахальный. Без всякого целителя ясно: жить будет. Осознала это, всхлипнула и рухнула рядом. Ну, в смысле, попыталась обнять, чтоб не сильно придавить, и уткнулась лбом в тонкое одеяло, прикрывающее плечо.
Прохладная ладонь прогулялась по волосам, но говорил Тавиш нарочито строго:
— Анб, можете осмотреть ее, пока не сильно дергается, — и сам меня придержал, когда я вздрогнула от возмущения.
Недовольство прошло, стоило тонким пальцам запутаться в моих волосах. Какая разница, пусть себе вредничает! Зато живой.
Когда, размечтавшись, воображала этот момент, думала, что расплачусь. Но сейчас просто вдыхала его запах, слушала биение сердца и ощущала ни с чем не сравнимое облегчение. Да что там, я даже Аделину готова была простить!
Но Тавиш не был бы собой, если бы не допек меня:
— А потом накормите ее и уложите, пусть выспится, — обращался он все еще к Говарду. — Наверняка же вымоталась, пока за меня переживала.
И вовсе я не… То есть да, но после такого заявления ни за что не признаюсь!
— Вот умеют же некоторые очнуться так, что через минуту окружающие их уже прибить готовы, — проворчала, тоже обращаясь к Говарду, который с умилением наблюдал за нами. — Вам не кажется, что без сознания он как-то приятнее был?
Тавиш аж крякнул. Еще бы, с кем поведешься! И я уже неплохо наловчилась отбиваться от его уколов. Он, наверное, так же подумал, потому что в следующую минуту заговорил куда более ласково:
— Я знаю, что ты любишь меня, моя хищная прелесть.
Вот что с ним поделаешь?
— Люблю, — не стала отпираться я и, приподняв голову так, чтобы видеть его лицо, угрожающе продолжила: — Но если посмотришь на сторону, придушу, клянусь! И это отнюдь не преувеличение.