– Уверен, что вы пользуетесь витаминами. А тут… – Он потряс баночкой. – Я отдам их недорого.
Людмила отошла от своего места, и вдруг над прилавком появилась её ладонь. Там, оказывается, в толстом стекле проделано отверстие.
Горохов сразу понял, что она хочет. Он подошёл к ней и, отвернув у банки крышку, вытряс ей на руку одно драже.
Но она руку не убрала. Тогда он вытряс ещё парочку, теперь она убирает руку и прямо все три драже закидывает в рот. И тут же говорит:
– Двадцать копеек.
– Что? – Не понял Горохов.
– Двадцать копеек, – повторяет она, тщательно выговаривая буквы.
– Но… В Соликамске такой полтора рубля стоит.
Она ничего не говорит ему в ответ. Просто стоит и ждёт.
– Может, хотя бы тридцать, – наконец робко предлагает он.
– Банка открыта, была бы запечатана, дала бы тридцать. – Сухо говорит женщина.
Сейчас идти по жаре куда-то и искать покупателя – нет, ему совсем не хочется. Смазливая бабёнка просто грабит его, понимая, что ему некуда деться.
И он говорит:
– Ну, хорошо, давайте двадцать.
Она делает жест рукой и снова просовывает её под стекло. Он кладёт ей на руку банку, с трудом сдерживая себя, чтобы не схватить её за руку. Интересно, как бы она верещала.
Людмила открывает банку, зачем-то нюхает содержимое. Затем зарывает крышку, идёт из кассы, берёт деньги и просовывает их под стеклом. Два гривенника. Старые и потёртые.
И говорит ему, опять натянув свою дежурную улыбочку:
– «Губахабанк» рад был сотрудничать с вами.
Да, жёсткая бабёнка. Не зря её торговка хлебом называла Проказой. Видно, женщина другую женщину видит без прикрас, без всякого отвлечения на ангельскую внешность, на которую обращают внимание мужчины.
Глава 12