Наркоман уже не шевелится, только тут он останавливается и идёт к своему месту. Достаёт старенькую портативную «двадцать седьмую» рацию из-под прилавка. Начинает кого-то вызывать. Прибегает худая женщина со шваброй, начинает сыпать песок на рвоту, убирать её с пола старой шваброй. А в помещение влетает тот наркоман, что пытался заговорить с Гороховым на улице.
– Лёва, Лёва… Не надо. – Сипит он и быстро идёт к хозяину заведения.
– Уйди отсюда, иначе вместе с ним уедешь, – орёт хозяин и снова что-то говорит в рацию.
– Не надо, Лёва, я прошу, – ноет наркоман.
– Уйди, я сказал, – рычит Лёва.
Он отталкивает наркомана и выходит из-за прилавка, подходит к избитому, хватает его за шиворот и тащит волоком из помещения. На солнце, на жару.
Наркоман остановился посреди зала. Он едва не плачет.
– Эй, – окликнул его Горохов. – Он куда его… Он его приставу сдаёт что ли?
– Какому ещё приставу, – ноет наркоман. – Он его в санаторий сдаёт. Всё, конец Вадюхе.
– Санаторий? – Удивляется геодезист. – Что за санаторий?
– Пипец Вадюхе, – говорит наркоман и, не глядя на Горохова, уходит на улицу.
Всё успокоилось в заведении. Баба вытерла пол и ушла, старуха всё так же тихо сидела за столом с разложенной на нём дурью. Тот мужик, что спал у стены, так и не проснулся. Тихо было. Только и слышно, как бьются в стёкла оводы, как урчит кондиционер и на улице, на жаре, еле слышно бубнит наркоман и рычит в ответ Лёва-хозяин.
И Горохов, оглядевшись ещё раз, вдруг подумал, что зашёл сюда он не напрасно. Кажется, и вправду не зря он сюда забрёл. Он взял ложку и снова стал есть свою кашу из крахмала с жареным луком. А пока он ел, в шалмане стали появляться новые люди. Один хлеще другого. Наркоманы. Да ещё все изъедены проказой, а у одного ещё и разросшаяся на шее меланома. Но он словно не замечал её. Не замечал, что на шее у него смертельная опасность. Некоторые почти не могли шевелить пальцами, так они были скрючены. Шевелящиеся мертвецы, у которых нет шанса прожить и трёх месяцев. Но они всё равно цеплялись за жизнь и… Были опасны. У двоих Горохов разглядел оружие.
Кто-то из них ходил проверять сети с саранчой, кто-то рыскал по пустыне в поисках полыни. Видно, тут они и собирались, прятались от надвигающегося дневного зноя. Все человеческие отбросы с окрестностей, а может, и со всего города.
Естественно, те, кто мог ещё общаться, говорили о том, что Лёва сдал Вадюху в санаторий. Слово «санаторий» повторялось много раз и говорилось чуть не с придыханием. Больше всех повторяла это слово худая, лысеющая баба в армейских ботинках и с большим наростом на верхней губе. А ещё весь этот сброд всё время пялился на Горохова.
«Хорошо, что дробовик прямо под рукой лежит».
Но подойти и заговорить никто из них не решился. Нет, спать он тут точно не собирался, доел, допил и встал, начал собираться.
Лёва, хозяин заведения, особого радушия на прощание не проявил. Знал, что Горохов в его шалмане больше не появится. Чего стараться зря? Он только кивнул, когда тот подошёл к прилавку.
Но геодезист не ушёл сразу:
– Я тут человек новый, но вот услыхал, что эти, – он кивнул на публику, что собралась у двух столов, – говорят всё время о каком-то санатории…
ebooksa