Рейд. Оазисы

22
18
20
22
24
26
28
30

«Ну, цены соответствуют антуражу».

Он расплачивается и выбирает стол. Подальше от бабы, от спящего и от окон. Баба и спящий воняют, через окна в помещение проникает жара, скоро тут будет пекло, хотя оно уже тут. Просто через пару часов ещё усилится.

Он снял пыльник. Бросил его рядом с собой на лавку. Его рубаха всё ещё была наполовину чёрной от крови, а в большие дыры на спине и боку было видно кольчугу. В общем, он в своей грязной одежде не сильно контрастировал с местными обитателями. Неплохо было бы помыться и купить новую одежду, но пока на такую роскошь у него денег не было.

Геодезист положил обрез на стол рядом с собой. Пусть лежит тут, так ему спокойнее.

Марево и духота висят в заведении. Слышно только урчание кондиционера да жужжание оводов.

Молодая, худая женщина приносит ему еду и воду. Каша тёплая, вода тоже. Но вода неплохая. Ему всякую доводилось пить. И грязную, и мерзкую, и из опреснителей, ему приходилось высасывать едкую влагу из стеблей степного лука и кислую из кактусов. Тут вода – сплошное удовольствие. Даже тёплую её приятно пить. Не зря города платят такие деньги за ту воду, что оазисы качают из-под земли. В Соликамске опреснители стоят на пятьдесят километров вдоль реки. Воду опресняют не от соли, как в былые времена, её чистят от амёбы, выпаривают, а потом ещё прогоняют через фильтры. Но всё равно такой чистой воды, как из-под земли, из неё не выходит. Всё равно у неё остаётся едва уловимый острый привкус горчицы. Поэтому все, у кого есть деньги, покупают хорошую воду. Такую, какую он сейчас пьёт.

И каша тоже была вполне съедобна. Впрочем, крахмальную кашу, трудно испортить. А вот хлеб – да, хлеб, видно, мужик и вправду пёк для себя. Он был ничем не хуже, чем хлеб в «Столовой». Только вот рукава рубахи прилипали к столу. В «Столовой» такого не было.

Там столы были чистые.

И тут в заведение, качаясь из стороны в сторону, входит наркот, тот, что сидел и ловил кого-то невидимого. Его пьяный, бессмысленный взгляд останавливается, конечно, на Горохове. Он почти уверенным шагом направляется к нему и падает на лавку рядом с геодезистом. Совсем рядом, так рядом, что касается плечом, геодезист даже чувствует, как он воняет мочой. Горохов на всякий случай берёт со стола обрез и убирает его. Ждет, что будет дальше, уже готовый к неприятностям. Но наркота интересует не обрез. Он пытается схватить хлеб Горохова. Тот самый жёлтый, жирный, чуть сладковатый хлеб, который лежал на пластике посреди стола и который Горохов собирался съесть перед уходом. Грязная, немытая полгода лапа с ногтями в полсантиметра тянулась к его жёлтому, вкусному хлебу. Чисто машинально, геодезист оттолкнул его руку и для острастки локтем врезал уроду в грудь, чтобы осадить малость.

Никогда он не умел вымерять свою силу в нужных пропорциях. Может, нужно было бить полегче. Ну, как вышло. Наркот вместе с лавкой опрокинулся на пол, грохнулся и замер на полу, пустыми, мёртвыми глазами глядя в потолок, а ноги его так и остались лежать на опрокинутой лавке. Кажется, он не дышал.

Сдох, что ли? Горохов покосился на хозяина заведения. Вдруг это наркот местный любимец, которого трогать нельзя. Может родственник хозяина? Нет. Тому всё равно. Хозяин так и стоял под кондиционером, размахивая тряпкой для прохлады. Лениво поглядывая на лежащего на полу наркомана.

Горохов положил обрез на стол и снова взялся за ложку.

Нет, не сдох наркот. Ожил. Сначала он пошевелил рукой. А потом стал и ногами шевелить, пытаясь перевернуться, ворочал по полу лавку с грохотом. Кое-как высвободил ноги, перевернулся. На всякий случай Горохов снова положил руку на обрез. Вдруг у урода пистолет в одежде, как-то же он себе на дурь зарабатывает…

Нет. Тот ковыряется на полу, борется с лавкой, пытается встать. Наконец, он встает, замирает.

Горохов всё ещё держит руку на обрезе, смотрит на наркомана. Так же он косится на вход, там, на улице, дружок наркомана, про него тоже лучше не забывать. Хозяин даже тряпкой перестал махать, ждет, чем всё закончится.

И тут наркоман делает большой вдох и с резким звуком отрыжки начинят блевать на пол. Блюёт чёрным. Те, кто грызёт полынь, всегда блюют чёрным. Рвотной массы мало, он больше хрипит и отрыгивает, да, чёрная тягучая слюна тянется и тянется изо рта. И все это происходит в метре от стола Горохова. Геодезист морщится и смотрит на хозяина.

У того лицо перекосило от злости:

– Надя, неси швабру, эти уроды опять наблевали!

Хозяин выскакивает из-за прилавка, кидается к наркоману и наотмашь бьёт его по лицу. Тот валится на пол, а хозяин продолжает его бить кулаками и при каждом ударе приговаривает:

– Задрали, задрали, задрали вы уже, твари…