Кошачья гордость, волчья честь

— Я соврал. — Он пожал плечами. — Она вместе со всей своей семьей погибла почти тридцать лет назад во время набега степняков.

— Но зачем? — растерялась я.

— Из-за Инры. — Рыжий неопределенно дернул головой. — Она всегда так радовалась, получая письма сестры, и мечтала уж в этом-то году обязательно собраться к ней в гости… Я так и не смог ей сказать.

— А письма? — опешила я.

Он как-то странно усмехнулся и пожал плечами:

— Если бы она знала, кто их писал, она бы придушила меня собственными руками. Трамаль — небольшой городок почти на границе, там учебка, стоят части, отдыхают бойцы, сменившиеся с патрулей. Ламра — хозяйка борделя в Трамале. Она лихо подделывает любой почерк, а письма… Ей было несложно написать два-три в год.

Я некоторое время растерянно разглядывала рыжего, пытаясь уложить в голове полученную информацию и как-то впихнуть новые факты в уже сложившийся образ безалаберного легкомысленного бабника. Факты не лезли, а образ трещал по швам.

Тридцать лет. Мамин хвост, тридцать лет он молчал, упрямо поддерживая видимость чужой жизни, чтобы ненавидящая его старуха могла радоваться редким письмам и мечтать навестить правнуков. Не решался сказать? Три раза «ха!». Солнцеликую ему в тещи, он делал это совершенно сознательно, иначе не сидел бы тут сейчас весь разбитый и с бутылкой в охапке!

— Знаешь, Трай, кажется, я начинаю тебя бояться, — пробормотала, внимательно разглядывая усыпанное несерьезными веснушками лицо.

— Почему? — Растерянно моргнув, он сфокусировал на мне полный искреннего удивления взгляд.

Я неопределенно повела плечами, а потом все-таки пояснила:

— По двум причинам. Во-первых, к религии Двуединого я всегда относилась с опасением, и уж тем более — к людям, будто сошедшим со страниц их притч и нравоучений; ну тех, знаешь, подвижников с неадекватным восприятием реальности. А во-вторых, я теперь, кажется, готова ожидать от тебя абсолютно любого поступка, без ограничений, потому что теперь я совершенно не понимаю, что на самом деле происходит вот тут, — сообщила, выразительно постучав пальцем ему по лбу.

С самого начала моего короткого монолога на губах Трая заиграла улыбка, а под конец он легко рассмеялся:

— Ну, спасибо! Подвижником Двуединого меня еще не называли.

— Пожалуйста, чего не сделаешь для хорошего человека, — отмахнулась я.

— А еще ты больше на меня не дуешься, да? — все еще улыбаясь, вдруг проговорил он, обхватив ладонью мое лицо, и вопросительно заглянул в глаза.

— Если ты сейчас скажешь, что вот это все был спектакль, чтобы меня отвлечь, я точно убегу и спрячусь под кровать. Или в шкаф, — с подозрением разглядывая улыбающуюся физиономию, предупредила я.

— Нет, просто вспомнилось, — отмахнулся он и привлек меня поближе для поцелуя. Сопротивляться я не стала, хотя поцелуй получился странный, очень мягкий и ласковый, так рыжий меня еще не целовал. — Спасибо, — тихо и веско проговорил Трай, отстраняясь.

— За то, что не дуюсь? — уточнила насмешливо.

— За то, что пришла, сидишь сейчас здесь, позволяешь себя тискать и… ну да, за то, что не сердишься, тоже — спасибо.