– Да.
Широко распахнутые глаза неотрывно следили за каждым его жестом, не позволяя ни солгать, ни уйти от ответа, и герцог почувствовал себя последним мерзавцем. Тем более он только сейчас осознал, сколь многим готов пожертвовать, лишь бы не покидать эту женщину, чуть-чуть эксцентричную, немного взбалмошную, но такую верную, самоотверженную и тонко чувствующую.
– У меня нет выбора, Виола. – Слова давались с огромным трудом. И то отчаяние, с которым она вскинула голову, ничуть не помогало. – Я обязан вернуться.
Она не спорила, не упрекала, не сердилась, только спросила:
– Значит, вы уйдете, и мы никогда больше не увидимся?
Дайон был вынужден отвести взгляд.
– Вы же знаете, что долг любого правителя – защищать свои земли… и свой народ. Я старался быть здесь полезным. Для меня было честью сотрудничать с Жюстом. И, – на этот раз он не прятал глаза, – это были самые счастливые недели моей жизни.
Герцог осторожно коснулся пальцев Виолы и нежно их сжал.
– Но каковы бы ни были мои желания, я скован обязательствами перед своей родиной. Я очень нужен там, откуда внезапно пропал без всяких объяснений, в силу не зависивших от меня обстоятельств… Простите меня, Виола. Я должен уйти.
Она молчала, но не отдергивала руки.
– Вы правы, – сказала она наконец. – Это ваш долг. И если дорога домой лежит для вас через замок, не колеблитесь! Идите и сделайте то, что должны. Я надеюсь, вам будет сопутствовать удача.
– Спасибо, Виола. – Быть может, дальнейшего не стоило говорить, но он не сдержался. – Встреча с вами была самым лучшим, что случилось со мной за эти недели… и не только за эти недели.
Наклонив голову, он поцеловал ее пальцы. И, ловя самый последний взгляд, отступил от кареты.
– Трогай, – приказал он удивленно прислушивающемуся к разговору Весту и повернулся к Анри, так же изумленно взиравшему на него. – Береги ее!
– Но…
– Вы теряете время, – жестко оборвал его герцог.
Вест опомнился и тронул поводья. Карета неспешно развернулась, и у проводившего ее Дайона появилась возможность в последний раз мимолетно увидеть в окне знакомый женский силуэт, идеально распрямленные плечи и глаза, полные слез.
С огромным трудом преодолев желание броситься наперерез, остановить экипаж, сказать, что он никуда не едет, герцог проводил карету взглядом и с тяжелым сердцем возвратился в замок. Если Йонатан мог позволить себе сомнения и сантименты, Дайон л’Эстре не имел такой роскоши. Он был обязан при первой возможности вернуться в свое время.
Вопреки ожиданиям, добраться до той части замка, где содержали заключенных, не составило труда. Герцог слишком хорошо знал здесь каждый камень, каждую нишу, каждое, даже самое крохотное, укрытие. Один раз, правда, его заметил лакей, но «гость» так убедительно изобразил смятение, намекнув, что ищет место для справления естественной человеческой надобности, что слуга, полностью забыв о подозрениях, все ему объяснил, а после со спокойной совестью удалился. Дайон, с не менее спокойной совестью, продолжил двигаться в нужном ему направлении.
Тюремный этаж делился на несколько разветвлявшихся коридоров. Заключенных здесь было мало (для наказания преступников, как правило, использовался не замок, а городская тюрьма), держали их далеко друг от друга, а охранники обходили территорию с периодичностью, которую Дайон, по понятным причинам, успел выучить идеально. Пришлось простоять несколько минут в почти кромешной темноте (на факелах здесь основательно экономили), прижавшись к холодной стене и ожидая, пока одинокий скучающий стражник со светильником пройдет мимо. Зато теперь у герцога было в запасе как минимум десять минут, скорее даже двенадцать. Он осторожно шел вперед, стараясь двигаться бесшумно. Следовало поскорее добраться до потайного коридора, там он окажется в безопасности. Но… неподалеку располагалась дверь, пройти мимо которой Дайон л’Эстре просто не мог.