– Не считается, ты просто догадался.
Смешная. Даже возражать не стала, что её это волнует. Или пока до неё не дошло, что в эту игру ей не выиграть.
– Ладно, – я приложил палец к виску и выдал, изображая ее девичий голос: – Почему он поет песни обо мне? Я та самая Нана, или это просто совпадение?
Она даже споткнулась и чуть не перелетела через контрабас, если бы я вовремя не поймал ее за плечо.
– И? – с вызовом спросила она.
На щеках румянец, в глазах какая-то лютая смесь из обиды, злости и надежды. Как мы похожи, принцесса, я чувствую то же самое.
– Что и?
– О ком твои песни?
Не ожидал от неё такой смелости. Но я и не ожидал, что вот так с первого раза заманю её сюда. Я искренне полагал, что понадобиться чуть больше диверсий, чтобы заставить Нану выступить со мной на одной сцене.
– А ты сама как думаешь, принцесса?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я думаю, с твоих же слов. Меня интересует твой ответ, Вестерхольт. Или опять будешь извиваться и юлить?
Туше. Этот раунд за ней. Но я не очень-то старался. Улыбаюсь, как камень с души падает в этот миг, когда я говорю ей:
– Мои песни о тебе, Нана.
Теперь ход за ней. Но уже позже. Пусть мучается новыми вопросами до ночи.
Завожу её в шумное нутро закулисья, где другие коллективы с нетерпением ждут начала вечера. Мы последние, кто ещё не проверил звук. Беру свою ошарашенную басистку и веду к сцене, с удовольствием ловя на себе любопытные взгляды. Да-да, сегодня будет жарко. Лишь бы Ласло с Марко не налажали, а в курочке я уверен даже больше чем в себе.
Пытаюсь понять волнуется ли Нана. Сейчас я бы не отказался прочитать её мысли на самом деле. Но я просто наблюдаю и делаю вид, что настраиваю и без того идеально звучащую гитару.
Она деловито распаковала свой контрабас, осторожно отставила футляр, положила гриф на плечо, тронула колки, затем подцепила струну и замерла. Что-то прямо сейчас озадачило её. Она вновь извлекла звук и задумалась, а затем перевела взгляд на футляр, где лежал смычок. Сообразительная девочка, сейчас она быстро догадается, что помогло мне узнать о последних терзающих её разум мыслях. Что-то я почитал, коснувшись струн контрабаса, но большее мне открылось, когда я выхватил смычок её скрипки перед выступлением. Инструменты хранят радости и печали своих хозяев, и я бессовестно украл её тревоги. Присвоил, выстрадал, сделал своими.
Она медленно повернулась ко мне и посмотрела с вызовом, а по её губам я прочитал:
– Мерзавец!
Отправил ей воздушный поцелуй, и Нана зло сузила на меня свои глазки, а затем провела ребром ладони себе по горлу. Намёк понят.