– Подожди-ка… – сказал он.
Подойдя к ключнице, он что-то шепнул ей; Хакобо не расслышал его слов. Женщина исчезла и тут же вернулась с пакетом, который передала священнику.
– Возьми, сын мой… Вам это пригодится.
– Нет, что вы, отче… это я вам задолжал…
– Бери, ты мне ничего не должен.
– Но я хотел… Мне бы дочку пристроить…
– Забирай и веруй, – оборвал его дон Кайетано. – Игнасия вас оберегает. Ну, давай, ступай с Богом…
Говорить было больше не о чем, и священник проводил гостя до двери. Хакобо вышел, прижимая к груди пакет, словно боялся, что его ограбят. Едва оказавшись вне поля зрения дона Кайетано, он сразу же открыл пакет: там лежал изрядный кусок солонины. Это, конечно, не было решением его проблемы, но вместе с тем являлось превосходным вспомоществованием, великолепным подарком, так что Хакобо испытывал глубокую признательность. «Исабель будет довольна», – подумал он.
Последнее, чего бы хотелось Хакобо Сендалю после потери жены, – это расстаться с дочерью, но такое решение казалось единственной возможностью уберечь ее от нищеты и ее последствий. Она не только перестанет обременять семейство, но и сможет время от времени помогать им продуктами, а может статься, даже и деньгами. Помимо того, она обучится хорошим манерам и получит шанс преуспеть в жизни. Все, что угодно, лишь бы вырваться из этого мира, лишенного будущего.
Священник искренне уважал Сендаля и чувствовал расположение к его дочери, своей ученице, и поэтому он сразу взялся за дело: каждому, кто был готов его слушать, рассказывал, какая превосходная у него есть кандидатка на роль прислуги в состоятельном доме. Дон Кайетано связался со своими собратьями-священниками из окрестных деревень, чтобы они дальше распространили эту весть. С учетом сложившихся обстоятельств он не питал сколь-нибудь твердых надежд устроить Исабель на службу, но от души сделал все, что от него зависело.
Тем временем, как и предсказывал Хакобо, несколько жителей подхватили лихорадку, которую лекарь поначалу определил как заразную, гнилостную, злокачественную и чумную. Она сражала самых слабых, проявляясь ознобом, болью в спине, ощущением ватной слабости в ногах, головными болями, когда казалось, что череп вот-вот лопнет, и привкусом желчи во рту. У некоторых этим симптомам предшествовали судороги в кистях рук и запястьях, покраснение глаз и лица, сильнейшая бессонница и ночной бред. Когда через несколько дней на телах страждущих выступило множество гнойников, врач смог назвать настоящее имя этой болезни: оспа. И снова Исабель пришлось выносить из дома все пожитки, чтобы дочиста отмыть грязь. Потом она обильно опрыскала стены уксусом, а пол устелила цветами и пряными травами. Исабель сделала, что могла, осталось разве что промазать стены раствором извести. Этим она и занималась, когда появился отец; было заметно, что ему изрядно не по себе.
– Оставь это и пойдем со мной, надо навестить священника.
– Я занята, – возразила Исабель.
– Давай-давай… И умойся немного, дочка.
Она отставила ведро с известью и вымыла руки. Девушка не понимала, к чему ей сопровождать отца, и Хакобо пришлось объяснить, что он недавно ходил к священнику и просил подыскать для Исабель место в услужении. Раньше он не говорил об этом, потому что не питал особых надежд. Но, наверное, Бог и Игнасия услышали его молитвы, потому что сейчас в деревню пришел другой священник в поисках служанки для очень хорошей семьи. Он хочет посмотреть на Исабель; их уже ждут.
Девушка смешалась. Ее первой реакцией была радость: устроиться на службу – это самое пылкое желание почти всех ее ровесниц, а возможность вырваться из деревни, то есть из оков нищеты, означала невероятную удачу. Исабель это прекрасно знала. Но одна лишь мысль о том, что придется покинуть своих самых близких людей – Хакобо, Франсиску, Хуана – и лишиться родственного тепла, скрашивающего тяготы жизни, вызывала у нее глухую тревогу.
Переступив порог дома дона Кайетано, Исабель чуть не упала в обморок от запаха тушеного мяса. К тому времени от нее остались лишь кожа да кости. Оба священника с интересом разглядывали ее. Она была выше среднего роста, и это еще больше подчеркивало ее худобу. Исабель носила траур – потрепанная жакетка и юбка, закрывающая лодыжки; черные как смоль волосы убраны под дырявый платок. Щеки раскраснелись; кожа на руках покрылась шершавыми цыпками, а ногти побелели от извести. Но черты лица Исабель отличались правильностью, улыбка была ясной и открытой, а большие черные глаза смотрели спокойно и внимательно. Горести последнего года стерли в ее облике все напоминания о детстве, и сейчас перед священниками стояла женщина, которая, вне всяких сомнений, может превратиться в настоящую красавицу, если ее откормить и приодеть. Правда, голод настолько иссушил ее, что новоприбывший падре озаботился, уж не хворает ли она.
– Нет, я здорова… – ответила Исабель, нервно сплетая пальцы.
Хакобо не преминул вмешаться:
– У нее крепкое здоровье. Вообще никогда не болеет!
ebooksa