– Затрудняюсь ответить, мистер Холмс, – встревоженно проговорила посетительница. – Думаю, не из наших мест. Разговаривает как джентльмен. Это все, что я могу сказать.
– Очень хорошо, – кивнул мой друг с удовлетворенным видом. – И последнее, миссис Константин. Поверьте, присутствие этого молодого человека в вашем доме ничем вам не угрожает. Полицию просто интересуют необычные происшествия. Так ведь, Лестрейд? Потому вас и побеспокоили. Но ничего серьезного не произошло. Вы ведь по-прежнему будете сдавать комнаты мистеру Хеншо, скажем, в ближайшие шесть месяцев? В целом он, кажется, прекрасный постоялец?
– Не уверена, – ответила дама, и в ее голосе прозвучал оттенок негодования.
– Вы должны дать согласие. Думаю, оснований для жалоб у вас не будет. И еще: никому ни слова о нашем разговоре, в том числе мистеру Хеншо. Это чрезвычайно важно.
Видя, что наша гостья колеблется, я вмешался:
– Вероятно, у вас есть сестра или подруга, у которой вы могли бы погостить пару недель, пока не оправитесь от потрясения. Будет достаточно, если с мистером Хеншо останется служанка.
– Хорошо, сэр. В любом случае обещаю вам сдавать ему комнаты еще полгода. И о нашей беседе буду молчать как рыба.
Одной встречи с миссис Константин было достаточно, чтобы понять: слово она сдержит. Она явно принадлежала к числу тех решительных пожилых леди, которые, напади на Англию Наполеон, вымели бы вражеское войско своими метлами.
Наши посетители ушли. Казалось, результатами визита остались довольны все, кроме Лестрейда, задетого тем, что его не посвятили в тайну. Ну а Холмс просто ликовал. Он не был большим любителем спиртного, но вечером мы с ним откупорили шампанское «Дом Периньон» – первую бутылку из шести дюжин, подаренных благодарным клиентом несколько лет назад и с тех пор стоявших в неприкосновенности.
Следующим утром мой друг без предупреждения исчез. Обычно он вставал не рано, и я был уверен, что он еще спит, пока служанка не сообщила о его отсутствии. Я праздно, но не без приятности провел день: он запомнился мне первым осенним снегопадом. А в шесть часов вечера на лестнице раздался голос Холмса: он вернулся и звал миссис Хадсон.
– Уж подумал, что вы снова пропали без вести, – сказал я полушутя.
Сыщик бросил на кресло шляпу и трость. Через секунду вслед за ними полетело пальто.
– Мой дорогой Ватсон, я побывал в замечательном месте – в Сомерсет-хаусе. В его великолепных, украшенных росписью залах я любовался Темзой с проплывающими по ней пароходами и с неменьшим наслаждением изучал журналы регистрации рождений, браков и смертей.
– Кто из родившихся, женившихся или умерших вас заинтересовал?
– Никто. Там есть другой, сравнительно маленький отдел, где обязаны регистрироваться люди, желающие официально сменить имя. Мне пришло в голову, что Чарльз Хеншо – если можно так выразиться, имя, перекроенное на английский лад с иностранного. И я вовсе не удивился, узнав, что несколько лет назад оно было присвоено Карлу Хеншелю в регистрационной конторе Чатема, а это не слишком далеко от Ширнесса.
– Он немец?
– По рождению да, хотя британское подданство принял, еще будучи Карлом, когда жил в Австралии. Как видите, полностью скрыть происхождение ему не удалось.
– Но миссис Константин не сомневается, что он англичанин до мозга костей.
– Он языковед, мой дорогой друг. Немец-лингвист может говорить по-английски правильнее, чем человек, родившийся и выросший в Британии. Что касается преподавания французского молодым англичанам или английского молодым французам, то лучшего прикрытия ему было не найти. При таком роде занятий в нем, скорее, заподозрили бы француза по крови или по политическим симпатиям. Но немец, дающий уроки французского в Англии, – это весьма нетипично.
– Вы узнали что-нибудь о его субботних поездках в Оксфорд?
ebooksa