– Боюсь, что да, сэр. Третьего пути нет.
Через полчаса наш гость, спустившись по ступенькам, вышел на Бейкер-стрит. Трудно было сказать, удивлен он или сокрушен. Не сомневаюсь: если бы Холмс не оказал ему в прошлом услугу, сняв обвинение с его сына, он обратился бы к Лестрейду и Грегсону, с тем чтобы они исполнили свой долг.
2
– Холмс, какого черта все это значит?
Он поднял руку, призывая меня к молчанию, и удалился в свою комнату. Через пару минут детектив вернулся с большим бежевым конвертом в руках, положил его на обеденный стол и сел напротив меня.
– Какого черта все это значит, – проговорил мой друг, подняв на меня глаза, – я могу объяснить только вам, дорогой Ватсон. Даже такого почтенного и преданного слугу его величества, как лорд Холдер, я не рискнул посвятить в свою тайну.
– Она как-то связана с вашим недавним исчезновением?
– Мой дорогой старина Ватсон, – улыбнулся Холмс, – вас, я вижу, не проведешь!
– Очень на это надеюсь.
– Раз так, вы должны помнить мой рассказ о преступном «суде», приговорившем меня к смерти в Ньюгейтской тюрьме. Правда, скополамин стер из моей памяти многие подробности. Однако не без некоторого усилия мне удалось частично восстановить их во сне. Кроме прочего, я вспомнил то, что погибший Генри Кайюс Милвертон говорил о полковнике Джеймсе Мориарти, брате моего старого врага, покойного профессора. Милвертон извинился за отсутствие полковника, которого якобы задержали дела, связанные с фамильными ценностями. Вам известно, что Мориарти и его сообщники мечтали порезать меня на мелкие кусочки. Им не терпелось полюбоваться моим «танцем на веревке», как они это называли.
– Никогда бы не подумал, будто семейство Мориарти так богато, чтобы делить «фамильные ценности»!
Холмс усмехнулся:
– Уверяю вас, это не их собственность. Мориарти – профессиональные воры, и я сразу же понял, что речь идет о чужом состоянии. А совсем недавно мы беседовали на эту тему с мсье Раулем Гренье. Он пригласил меня в гостиницу «Гроувенор», что близ вокзала Виктория.
– Ювелир из Брюсселя?
– Именно. Он приплыл на пароме из Остенде в Дувр, а из Дувра приехал в Лондон с одной целью – встретиться со мной. Дело было столь деликатным, что он взял с меня обещание соблюдать строжайшую конфиденциальность. До сегодняшнего дня я не имел права ни о чем рассказывать даже вам, мой дорогой друг.
– И даже лорду Холдеру?
– Лорд Холдер, как и весь мир, был у мсье Гренье под подозрением. Ювелир, разумеется, знал о предстоящей коронации. Понятно, что драгоценности, которые будут по такому случаю выставлены на обозрение, окажутся в немалой опасности. Даже королевские бриллианты покинут Тауэр, где их день и ночь охраняют гвардейские пехотные полки. Мой вывод о том, что ньюгейтский преступный заговор выстроен вокруг этого события, абсолютно точен. Гренье, кстати, получил заказ от двух монарших особ: нужно подогнать церемониальные уборы к головам новых венценосцев. Ведь со дня коронации нашей покойной императрицы прошло более шестидесяти лет.
– Судя по всему, мсье Гренье – чрезвычайно удачливый и состоятельный человек?
– Едва ли. Как он мне рассказал, его посетил некий граф Фоско, поручивший ему выполнить стеклянную реплику «Королевы ночи». Я сразу же вспомнил «фамильные ценности», о которых упомянул Генри Милвертон, и чутье подсказало мне, что здесь замешан кто-то из Мориарти.
– Без сомнения, граф Фоско – псевдоним, взятый из романа каким-нибудь участником итальянского тайного общества.