— Кстати, насчет детишек… — задумчиво пробормотала Анюта. — Я обманула тебя. Прости, Глеб. У меня есть дочь. Ей пять лет. Зовут Ульянушка, я оставила ее с няней, которой доверяю… Мой первый и единственный брак не прошел бесследно, он был с последствиями… Не обижайся, я не смогла сказать… Знаешь, какая она хорошенькая и смышленая. В детский садик не ходит, половина зарплаты идет на нянь и преподавателей развивающего обучения…
Глеб с любопытством покосился на девушку. Анюта как-то сжалась, почти сливалась с темнотой. Самое время для потрясающих признаний.
— Все хорошо, Анюта, не бери в голову, — улыбнулся он и коснулся ее плеча: — Позднее мы все обсудим, сделаем выводы и примем меры, хорошо? А пока давай займемся делом и помолчим.
Несколько минут они лежали неподвижно. За оградой было тихо. На веранде за шторами поблескивал желтоватый свет. Посреди двора стоял микроавтобус. «Может, ошибка в расчетах? И старик вообще не при делах? Однофамилец? Путаница со странным словом «Кач»? Или подвозил каких-то дальних знакомых (родственников), не зная, что они сделали?»
Майор Репнин по устоявшейся традиции был недоступен. Оставалось только ждать.
Заснувшую крымскую степь сторожила полная луна. Холодный свет озарял заросшую ковылем равнину, опоры линии электропередачи, похожие на гигантских внеземных пришельцев. Из низины выбрался грузовичок с закрытым кузовом. Под капотом в свете фар поблескивал черный регистрационный знак Министерства обороны России. Грузовик притормозил, с него скатились трое в камуфляжной форме, рассыпались под кюветом. Машина тронулась дальше, съехала с дороги и забралась за горку разбросанных камней, которую венчала приметная скала «провокационной формы». Водитель выскочил из кабины и побежал, пригибаясь к дороге, чтобы присоединиться к своим. Четверо лежали у дороги, зарывшись в траву. Рослый малый с обрюзгшим лицом разглядывал в бинокль стальные опоры, небольшой каменистый обрыв на подступах к линии. Бинокль оснащался встроенным прибором ночного видения. Из зеленоватого сумрака в окулярах выплывали перегибы каменистого обрыва, свисающие пучки дерна, комья глины, известняковые образования, торчащие, как шишки на уродливом лбу. Наблюдатель застыл, подкрутил колесо увеличения. Изображение приблизилось. Обозначилась массивная раздвоенная глыба под обрывом, ворохи жухлой травы по ее краям. Оба ориентира были на месте. Здоровяк удовлетворенно крякнул.
— Все в порядке, сержант? — прошептал лежащий рядом крепыш со щеточкой усов под носом.
Шмыгнул носом третий — высокий и рыжий. Перевернулся на бок, выудил из-под живота автомат с укороченным стволом и откидным прикладом, пристроил рядом. Зашевелился, подполз четвертый — ладно скроенный, с оттопыренными ушами. Он волок за лямку вещмешок, из которого торчали рукоятки двух саперных лопаток. Там позвякивали еще несколько металлических изделий.
Старший шикнул на подчиненных, чтобы не шуршали, еще раз все осмотрел, прослушал погруженную в безмолвие степь. Все четко, как и было обещано.
— Рогаченко, за мной! — поднялся он на корточки. — Буханка, Фроленко, разойтись по флангам — и вперед! Да не отсвечивать мне тут…
На обрыве, куда они направлялись, тоже что-то шевельнулось. Отполз бугорок, похожий на спину маленького одногорбого верблюда. Отогнулся полог накидки, очертилось скуластое лицо капитана Рудницкого — заместителя командира группы спецназа «Ягуар». Его покрывал маскировочный грим, в темноте поблескивали только глаза, отражая луну.
— Парни, внимание, все их видят?
— Ну, наконец-то нарисовались… — прокряхтел в переговорник старший лейтенант Амбарцумян. — Почтили своим присутствием… Все бока уже отлежал, места целого нет… — Он запыхтел, меняя позу: — Ох, болят мои донорские органы…
— А я замерз, блин, — раздался в ухе шепот лейтенанта Балабанюка. — Что за погода нынче — днем в майке, ночью в фуфайке… Корректируем план, Максим? Вроде ждали двоих, максимум троих — а тут сразу четверо, да глянь, какие здоровые…
— План не меняем, — сказал Амбарцумян.
— А что там с правом на ошибку? — встрепенулся Балабанюк.
— Разговорчики… — прошипел Рудницкий. — Тишина в эфире… Ошибку захотели… Я вам такое устрою право на ошибку — всю жизнь у меня ее отрабатывать будете…
Трое спецназовцев лежали на краю обрыва, идеально сочетаясь с неровностями ландшафта. Навстречу приближались четыре объекта. Двое, пригнувшись, бежали к «схрону», еще двое приотстали, рассыпались.
— Максим, да они в нашей форме. Вот поганцы… — глухо ругнулся Балабанюк. — Мужики, а давайте закажем им в морге столик на четверых?
— Пусть лучше посидят до конца своих гребаных лет, — проворчал Рудницкий, не сводя глаз с приближающегося противника. — В нашей стране хватает подходящих мест, где можно нормально посидеть с друзьями… Стрелять на поражение только в том случае, если сами попросят, это ясно?