Жрец положил ему руку на плечо, как бы благословляя на будущие свершения.
— Боги видят каждого из нас, и в зависимости от того, что заложено в тебе, какие у тебя способности, вознаградят возможностью помочь.
Красный диск солнца медленно уходил за горизонт, и воды Нила приобретали кровавый оттенок. Юноша оторвал взгляд от окна.
— В чём помочь, отец?
— Помочь ему творить мир дальше. Смотри, сын: на землях Египта много рабов — мы их называем «живые умершие», много земледельцев и ремесленников, торговцев и строителей, но только избранным посчастливилось познать тайну служения богам. Разве прожил бы ты столько лет, будучи рабом и имея такую немощь? Нет. Но богу угодно, чтобы ты был полезен великому царству Египетскому своим умом, и потому он наградил тебя возможностью изучать грамоту и науки.
— Я познал грамоту, отец, науки познать в полной мере невозможно, — возразил юноша. — Учёные мужи наблюдают за небесами и водой, за воздухом и землёй, и ты сам видишь, что нужно хранить и накапливать эти знания, так как их множество великое.
Жрец улыбнулся в бороду и согласно кивнул головой.
— Правду говоришь, сын, и твоё рвение к познанию мира похвально, но не забывай, что твоё главное предназначение — быть членом неприкосновенной и самой сильной в царстве касты — ты жрец. Всё, чему тебя научили, пойдёт на пользу, но теперь ты, как хороший известняк, должен впитать это и стать ещё крепче и сильнее. Будь готов к тому, что тебя всю дальнейшую жизнь будут ненавидеть. Люди никогда не узнают того, что будешь знать ты — посредник между ними и богами. Любой самый образованный придворный, пусть даже визирь или главный судья, не познает даже части того, что положено тебе, а значит, ты вооружён и опасен для них всех.
Юноша, казалось, был потрясен.
— Ты прожил жизнь в ненависти окружающих? — воскликнул он. — Но ведь в храм столько людей приходят с трепетом и приносят подаяния, и эти дары для богов принимаешь ты, отец. Они не боятся быть наказанными волей всемогущего Ра?
Жрец снова улыбнулся, но на сей раз в улыбке его было больше печали, чем радости.
— Наши белые одежды — для них символ высшей власти богов. Даже фараоны, как бы они не были могущественны, — лишь их наместники на земле, а мы — хранители божественных тайн. Для жрецов весь этот драгоценный оклад — всего лишь украшение плоти и иногда — немощной душонки, скрывающейся под одеждами людей. Настоящие власть и сила аскетичны. Наши бритые головы содержат знания и тайны, недоступные ни тому, кто носит парик, ни тому, кто владеет короной. Потому с животным трепетом приходят они в храм, боясь навлечь на себя проклятие жрецов. Потому опускают взгляд при виде носилок с верховным жрецом. Потому с ненавистью смотрят нам в спину, наивно думая, что мы этого не чувствуем. Пришла пора и тебе познать, что это такое — тайная власть над всеми, даже теми, кто думает, что он правитель.
Вошедший слуга зажег светильник. Отец и сын молчали, пока он не удалился.
— Отец, ты не боишься гнева всемогущего Снофру* (фараон IV династии, отец фараона Хеопса)?
— Нет, сын, — жрец отрицательно покачал головой. — Снофру, как и его великий отец Джосер, — умный царь. Никогда сокровищница жрецов при них не скудела. У фараона хватает мудрости сделать так, что простолюдины имеют свой кусок хлеба, ремесленники — свой, а страх перед немилостью богов даёт нам пожертвования, которые накапливаются в Лабиринте. Много поколений египтян внесли туда вклад, и за это Ра помогает нам, великий Нил приносит плодородные земли, и народ Египта не голодает. Всё, что я сейчас говорю, предназначено только тебе, сын. Твои уши услышали, и ты запомнил. Фараон никогда не пойдёт против нас — мы его опора в царстве. Так обстоят дела сейчас, а как будет дальше — известно только богам. Запомни: тайны, доступные жрецам, никогда не могут быть раскрыты даже фараонам, иначе погибнет вся каста, а вместе с ней — великое Египетское царство.
Эти наставления отца Аменеминт запомнил настолько хорошо, что теперь, следуя улицами Меннефера, он мог повторить в уме каждое предложение.
* * *
Маргаритка свернулась калачиком у Василия в ногах. Чёрная, блестящая шерсть здорового животного переливалась в свете лампы торшера. Василий Кондратьевич сжал голову руками, пытаясь отделаться от навязчивых видений. Чётче всего он видел, как стена огня движется по выработке, опрокидывая беззащитных перед её мощью людей в грязных от угольной пыли робах. Кто-то пытался спрятаться, но в замкнутом пространстве не скрыться. Под её напором рушатся шахтные крепи, опрокидываются вагонетки, прожорливое море огня распространяется со скоростью поезда в метрополитене. Оплётка кабелей горит, оплавляясь и стекая на пол. Крики сменились стонами и тихими мольбами о помощи. Свет отключён. Фонари коногонок разрезают пространство, заполненное дымом и пылью, не более чем на расстояние вытянутой руки. Кто-то тащит товарища, не зная, жив тот или нет. Комбайн — мощная, но теперь безжизненная и бесполезная машина, завален породой. Конвейерная лента горит, выжигая в лаве драгоценные остатки кислорода. Дым застилает всё пространство, оставив людям только несколько сантиметров над уровнем земли. В лаве, даже на расстоянии нескольких сот метров от эпицентра взрыва — нестерпимый жар. Оставшиеся в живых ползут в сторону спасительной клети, но до неё ещё так далеко…
«Опять…» — Матвеев плакал от беспомощности. Видение было так похоже на то, что он сам пережил в лаве, что поначалу он и не понял — это прошлое или будущее. Кошка перебралась к нему на колени, и боль в голове усилилась.
«Отпусти. Отпусти меня…» — Матвеев не говорил. Он думал, глядя в умные голубые, с широко раскрытыми в полумраке зрачками, глаза животного. А Маргарита смотрела на него, не моргая, заставив сосредоточиться.
ebooksa