Сквозь штакетник забора виднелись только цветастая косынка да старенький халат уходящей бабушки, а Матвеев готов был разрыдаться от отчаяния. Глубокая боль только обострила ненавистные ощущения. Василий отчётливо видел, что сына бабы Ани уже нет в живых.
* * *
— Как наши дела? — директор шахты Лукьянец внимательно смотрел на Попова.
— Владимир Иванович, я же говорил, аферист он. Не может один человек заменить сотни приборов.
— Ты людей вывел?
— Всё как вы приказали. Я сам спускался, мы просмотрели все датчики по основным штрекам, они все исправны, а метана в выработках нет.
Директор, глядя в пол, пробурчал:
— Ошибся Матвеев?
— Факт, ошибся. Теперь замучат объяснительными.
— И я повёлся на эти байки, с моим-то опытом. Непростительная ошибка.
— Отпишемся, не впервой, Владимир Иванович. Вы когда из больницы?
— Завтра жди. И давай не будем распространяться про Матвеева. Больше видеть его не хочу, аферист, мать его так… С завтрашнего дня — в плановом режиме. Эти три дня нужно наверстать за две недели — максимум.
— Вот это другое дело, узнаю шефа, а то предчувствия, аварии. Какие аварии? Человек — повелитель природы! Есть возобновить добычу! — улыбаясь во все тридцать два зуба, Попов откланялся и вышел из палаты.
* * *
— Фёдор! Фёдор, это я! Открой! — Кондратьич молотил кулаком по соседской калитке.
— Совсем ополоумел, Василий? Здесь я, не колоти!
— Фёдор, кто у нас на «Молодогвардейской»? Да кто, ты всех знаешь, перечислять, что ли? Вот Валька в ламповой стояла и на клети, бывало, тоже. И сейчас она там, они же только на поверхности работают, остатки металла вывозят, всё уже, померла добыча. У тебя что, память отшибло? Или опять осенило?
— Валентина, которая на Горновой живёт?
— Она, точно.
— Пошли.