Выжившие

— Конечно, — Оксана поспешно кивнула. Однако решение Кати навестить Лескова не сильно обнадежило ее. Он не пускал к себе даже лучшего друга, не говоря уже о посторонних, которых то и дело отгонял от двери с помощью внушения страха. С чего ему пускать к себе Белову?

Катя тоже сомневалась, что Дима захочет ее видеть. Но позволить себе сидеть сложа руки она тоже не могла. Она до сих пор любила его, и знать, что он находится в таком состоянии, было для нее невыносимо. Спустившись на первый этаж, где когда—то находилась правительственная столовая, она попросила работника подготовить поднос с едой, чтобы отнести его Лескову.

— Не задолбались еще бегать туда—обратно? — пробормотал Евгений, один из бывших сотрудников продовольственного сектора. — Можно сколько угодно носить ему еду, он все равно не откроет.

Катя не стала комментировать услышанное — у нее было сил кому—то что—то доказывать. И, словно почувствовав ее состояние, Евгений тоже не стал спорить. На несколько минут он скрылся в подсобке, после чего вынес банку тушенки, вилку и консервный нож.

— Открывать не буду. Захочет — сам тогда, — сказал он, протянув Кате жестянку. — Напитки не предлагаю: у него в кабинете свой кофейный аппарат, чайник и кулер с водой. Думаю, от жажды он не страдает. Ну, если он все—таки откроет, и что—то понадобится, приходи еще, подготовлю.

— Спасибо большое, — Катя выдавила из себя слабую улыбку, на что Евгений лишь устало кивнул.

— Тебе бы самой поесть и поспать. Прозрачная уже.

Но Белова не отреагировала. Взяв с соседнего стола чистую тарелку, она поставила ее вместе с банкой тушенки на поднос и направилась к кабинету Лескова. С каждым шагом девушка все больше нервничала. Она не знала, что скажет ему, и как Дима воспримет ее появление. Возможно, даже разозлится. Он только что потерял жену, а тут к нему, словно в насмешку, заявляется девица, с которой ему приписывали грязную интрижку.

У двери кабинета Белова на несколько секунд замерла, пытаясь успокоиться, а затем осторожно постучала. Реакция Дмитрия оказалась предсказуемой — точнее, ее не было вовсе. Ответом для Кати стала привычная тишина, словно комната давным—давно опустела. Тогда девушка постучала снова, уже увереннее, а затем, устало прислонившись к косяку, мягко произнесла:

— Дим, это я, Катя… Я принесла тебе ужин. Открой мне…

И снова эта зловещая тишина. Равнодушная дверь словно не замечала измученной девушки, которая в отчаянии смотрела на ее поверхность.

— Дим, — снова позвала его Белова. — Пожалуйста, открой дверь. Тебе нужно что—то поесть.

Молчание. В этот момент Кате даже почудилось, что в кабинете действительно никого нет. Не может же быть настолько тихо. Эта тишина была какой—то уродливой и ненормальной, и не должна царить в тех местах, где еще обитает жизнь.

— Дима, — голос Кати предательски дрогнул. — Я прошу тебя… Я знаю, каково тебе сейчас, потому что сама потеряла обоих родителей. И я знаю, каково это — не хотеть жить. Но нужно держаться. Ты сам говорил: мы же детдомовские, мы не имеем права сдаться…

Девушка не заметила, как по ее щеке скатилась слеза. Слова давались ей тяжело, но молчать было еще тяжелее.

— А, помнишь, как в детском доме девчонки остригли мне волосы, и я заперлась в больничной палате. Не хотела никого видеть… Ты оказался единственным, кто пришел меня навестить. Мне было ужасно трудно говорить с тобой, но… я не прогнала тебя… Знаю, это не сравнимо с тем, что чувствуешь сейчас ты, но… Дим, ты тоже не должен прогонять меня сейчас. Ты… ты должен мне этот разговор. Пожалуйста.

Катя прижалась виском к прохладной поверхности дверного косяка, чувствуя, что у нее снова начинает кружиться голова. Она уже не надеялась, что ее попытки достучаться до Лескова, принесут результат. Возможно, в кабинете действительно никого нет? Или, быть может, Дима задремал, а она разговаривает сама с собой? При этой мысли девушка почувствовала себя глупо.

Однако, когда Катя уже собиралась было уйти, из комнаты донесся звук приближающихся шагов. А затем щелкнул замок, и дверь тихонько приоткрылась. Тусклый свет и сильный запах коньяка проскользнули в коридор, а затем Катя увидела Лескова. В первый миг она растеряла все слова — настолько поразил ее этот незнакомый человек, который смотрел на нее пустыми равнодушными глазами. В кабинете действительно не было Дмитрия — был кто—то другой, надевший на себя его оболочку.

Этот незнакомец носил на лице щетину, его волосы несвежими паклями падали на лицо, на одежде темнели запекшиеся пятна крови.

От него разило алкоголем, что совершенно не вязалось с тем Дмитрием, которого Катя помнила с прежних дней. Но страшнее всего выглядели его глаза, очерченные уродливыми темными кругами. Они светились в полумраке, подобно глазам хищного зверя, хотя раньше для этого требовалась абсолютная тьма.