Морские байки

22
18
20
22
24
26
28
30

Санчес таким ответом не удовлетворился. Пощупал лоб, заглянул в воспалённые глаза и сокрушённо вздыхает:

– А ведь у тебя Антилка, мучачо! Лет сорок этой заразы в наших краях не встречалось. Сколько народу злая хворь к Барону Субботе[39] отправила, не счесть. Да только в шестидесятом монашки из Красного креста прививки всем подряд колоть начали, вот Антилка через год и пропала. Теперь эта зараза тебя за дёшево не отпустит. С нею не забалуешь, серьёзная синьора.

Кто бы мог подумать, что у этого, провонявшего рыбой и ромом деда сердце из чистого золота. Под грязной рогожей грубости, стыдясь как слабости, прятал он свою нежность. Неделю валялся без чувств. Старик выхаживал меня, словно родного внука. Пичкал порошками и пилюлями из местной аптеки. Насильно кормил мерзкой лечебной похлёбкой, отваром из молодого осьминога и красных коралловых водорослей. Да только всё зря. Сорокаградусный Ад лихорадки сжигал меня заживо.

– Не отступает проклятая хворь! Без преподобной Мамбо не обойтись! – устав бороться, озабочено заявил Санчес.

Я не на шутку перепугался и спрашиваю:

– Преподобная? Что, уже исповедоваться пора?

Не бойся, – усмехнулся Санчес. – Мамбо родом с Гаити. Ей хоть и тридцати нет, а уже самая уважаемая женщина в городе, настоятельница католического прихода. Когда надо, люди вспоминают, что Мамбо ещё и посвящённая Вуду. Если молитвы бессильны, помогает Барон Сегеди, всеблагой повелитель мёртвых, а также его мудрая супруга, матушка Бриджит. Мамбо обряды Вуду с детства знает, она многим помогла, и детям, и взрослым. Что тут плохого? Говорят, сам Папа Римский это одобряет. Между прочим, Мамбо тоже твои сказки любит. Я её часто, закутанную в платок, у костра в толпе других женщин примечаю.

Мамбо явилась в стариковскую хижину в девственно белом, лёгком летнем бурнусе до пят. На голове роскошный тюрбан из алого с золотом шёлка. Никогда и нигде не видел я такой великолепной чернокожей красавицы. Стройная, высокая. Огромные карие глаза, точёные строгие черты лица, приметы отпрыска неведомого царственного рода.

Ну, так что же? Мне, в тогдашнем состоянии, было не до красавиц. По крайней мере, так думалось. Гаитянка подошла к моему изголовью и присела на заботливо подставленный Санчесом стул.

– Ты уверен, что хочешь жить, Мигель Куэнтиста? – задала она странный вопрос.

Я не нашёл сил для ответа, только изобразил улыбку, похожую на жалостную гримасу нищего.

– Вижу, что носишь на груди серебряный ортодоксальный крест, – продолжала Мамбо. – Какой ты нации, Мигель? Серб? Румын? Русский? Откуда родом?

– Из России, синьора Мамбо, – прошептал я пересохшими от жара губами.

Каким-то волшебным образом, словно из воздуха, в руках у гаитянки появилась серебристая плоская фляжка.

– Выпей! Это лечебная настойка. На какое-то время она поможет, – произнесла женщина. – Это хорошо, что ты христианин. Я тоже, но католичка. Его Святейшество относится к ортодоксам, как к родным братьям. Впрочем, он приветствует и посвящённых Вуду. Почему нет, если их силы служат добру.

Пока Мамбо произносила эти слова, я успел отпить пару глотков из её фляжки. Жидкий огонь, смесь спирта и кайенского перца, обжёг гортань и пищевод. Адское пойло устроило в моём животе дикую свистопляску. Позабыв о бессилии, я подскочил и уселся на матрасе с выпученными глазами.

– Ну вот, тебе уже лучше, – заметила гаитянка.

На красиво очерченных губах появилась и исчезла детская озорная усмешка.

Боль от ожога пропала, через минуту начал спадать жар. Если не крайняя слабость, то я счёл бы себя исцелённым.

– Пока отдохни, потом займёмся твоим лечением, – уверенным тоном заявила Мамбо. – Кстати, никакой Антильской лихорадки я не нахожу. Тебя терзают мертвецы, «подданные» Барона Субботы.