Морские байки

Меня незаметно, словно зазевавшегося путника, затянуло в новое, бездонное беспамятное забытьё, в покрытое серой ряской забвения болото.

"Там, там, та-та-там!" – Кажется, не прошло и минуты, как в моей голове опять начала пульсировать эта нудная, тошнотворная боль.

Заботливые, горячие руки приподняли меня. Вспыхнув во рту, побежал по пищеводу знакомый остро-кусачий огонёк.

– Приходи в себя, Сказочник! Нет времени на мечты, Куэнтиста! – услышал я голос Мамбо. – Санчес! – позвала она старика. – Вставай, если хочешь спасти друга! Помоги ему подняться, он должен участвовать в деле.

"Там-там, там-там-там!" – наполняли комнату ритмичные синкопы. Боль и туман в голове почти рассеялись, но это гулкое «там-там» только усилилось. Я огляделся и нашёл источник этого дьявольского грохота. В дальнем углу комнаты восседал на полу всё тот же здоровяк мулат. Меломан самозабвенно упражнялся на длинном, угольно чёрном тамтаме. Ох и мерзкое дело сотворил он со своим лицом.

"Калавер"[42] – огромные глазницы и глумливый зубастый оскал!

Жилистый Санчес легко поднял меня на ноги. А снадобье Мамбо снова вернуло меня к жизни. Я стоял на ногах почти твёрдо, лишь мерзкая дрожь в коленях не давала забыть о недуге. Комната, бывшая ещё утром благочестивым католическим приходом, изменилась до неузнаваемости. На стенах огромные куски материи лиловых и чёрных тонов. Деревянный пол усыпан, свежей, отдающей горечью травой. Зажжённые в лампадах свечи на своих местах, но вместо распятия с чёрным Иисусом возвышается в центре комнаты грубо сколоченный деревянный крест.

Там-то, там-то, там-то-там! – Мулат всё яростнее охаживает огромными ладонями смоляную, до предела натянутую кожу барабана.

Белоликий призрак в чёрной чалме и лиловом бурнусе вырастает прямо передо мной. От неожиданности колени подкашиваются. Спасибо старине Санчесу, он вовремя подхватывает мою слабосильную тушку.

– Последний раз спрашиваю, Сказочник! – злобно шипит привидение. – Назови причину? Почему тебя преследуют мёртвые?

Кто это? Мамбо? Смотрю на выбеленные ступни, проверяю. Так и есть, на левой ноге мизинец сросся с соседним пальцем. Ни за что не узнал бы в этом белесом монстре преподобную чернокожую красотку.

– Я уже говорил, что не знаю – отвечаю, с трудом взяв себя в руки.

– Как хочешь! – шипит Мамбо. – Туго тебе придётся! Ох, туго!

Подобно гигантской лиловой птице, взмахивает она широкими полами бурнуса и большая часть свечей, укрытых стеклом лампад, гаснет.

Там-то, там-то, там-то, там! – В дальнем углу, на пару со своим чёрным барабаном, сходит с ума выбеленный насмерть мулат.

Бледное создание сбрасывает с себя бурнус и остаётся нагим, лишь чёрная чалма на голове, да пролившаяся у стройных ног тёмная материя. Узкое змеиное тело, высокая шея, маленькие груди, всё, словно высечено из белоснежного мрамора.

"Хорошая работа. Настоящая греческая статуя. Хотя, оригинал мне больше по вкусу!" – машинально отмечает моё спятившее сознание.

Эта женщина решила доконать меня окончательно. Она резко дёргает головой, и её высокая смоляная чалма летит в синий сумрак. То, что совсем недавно было тёмным ливнем её волос, вырывается на свободу. Уложенная на голове тугими кольцами, обесцвеченная до прозрачности коса, скользит по спине и замирает, достигнув пола раздвоенными, словно змеиное жало, концами. Неожиданно, во мраке, позади этого сияющего белизной монстра, вырастают знакомые девичьи фигурки. Всё те же мулатки и негритянки, незабвенные персонажи моего полночного эротического бреда.

Девчонки теперь выглядят скромнее, на них травяные юбки. Они тоже отбелены, хотя и не так основательно, как Мамбо. Просто трудолюбивые подёнщицы с прохудившейся мукомольни.

Раскачиваясь, подёргиваясь во всё ускоряющемся темпе, танцуют они вокруг креста. Откровенные движения бёдер, пляска упругих грудей, сладострастные, похожие на крики чаек, стоны. Внезапно застыв на месте, девушки поднимают тонкие руки и принимаются по-змеиному извиваться. Из приоткрытых ртов исходит пронзительное зловещее шипение. Эти шелестящие резкие звуки умудряются пробиваться сквозь гулкие синкопы барабана. В душном, травяном, цветочном полумраке висят они подобно невидимой паутине.