Морские байки

22
18
20
22
24
26
28
30

Беломраморная статуя Мамбо недвижна. Но приходит срок, и все остальные тоже замирают в этой дьявольской комнате. Застывают танцующие девушки, остаётся сидеть с поднятыми руками барабанщик-мулат. Я не исключение, моё тело, словно облитое жидким азотом, превращается в ледяную фигуру.

Гаитянка пошевелилась. Резкий поворот белого лица. Вправо, влево. Пугающий щелчок. Туловище остаётся неподвижным, но голова на длинной шее уже смотрит назад, в направлении одинокого креста. Ко мне ведьма обращена затылком. Обесцвеченная толстая коса извивается и подрагивает, словно змеиное жало дёргаются её раздвоенные концы.

Новый щелчок. Мраморное лицо на положенном месте. На меня, неподвижного, в упор таращатся огромные, наполненные чёрной кровью глаза.

"Да, уж! С позвоночником шутки плохи!"

Белая Мамбо резко приседает и, выставив пред собой руки, падает на пол. Мгновение и она распласталась на животе, сладострастно извивается на толстом слое, усыпающей пол горькой травы. Гаитянка сбрасывает кожу, она лихорадочно трётся, прижимается к обнажившимся доскам. На выскобленной до желтизны, занозистой древесине остаются окровавленные лохмотья.

"Чудесно! Как же хороша новорождённая, отливающая белым перламутром, чешуя!"

"Ящерица! Волшебная жемчужная ящерица!"

Мамбо стремительно перемещается по дощатому полу. Её длинные руки, стройные ноги, каким-то удивительным образом втянулись в тело. Теперь это короткие и разлапистые члены рептилии. Белесый раздвоенный хвост волочится по разбросанной на полу траве. Это умный хвост, он существует своей отдельной жизнью. Задумчиво извивается, местами нервно подрагивает. Раздвоенные кончики, с крохотными шариками на конце, поднимаются. Хвост исследует пространство телескопическими глазами улитки.

"Поиск! Активный поиск!"

Сверкающая снежным перламутром ящерка Мамбо мечется от одного человека к другому. Девушки рептилии неинтересны. Она стремительно приближается к замершему в своём углу мулату. Орудуя передними лапками, забирается к нему на колени и поднимает голову, всё ещё человеческую, без шеи. Длинным, розовым языком ящерка с головой Мамбо облизывает его уродливое, загримированное под череп лицо.

"Какая досада! Не тот! Не тот!"

Рептилия с гримасой разочарования спускается на пол. Выгибается на животе полумесяцем, на одном конце голова, на другом раздвоенное глазастое жало. Ящерица снова исследует пространство.

"Есть! Кажется, нашла!"

Оборотень, радостно перебирая лапками, скользит в мою сторону. Я обездвижен, но всё хорошо вижу и слышу, да и сердцебиение своё чувствую, оно как раз происходит где-то в районе пяток.

Но Мамбо следует мимо. Боковым зрением наблюдаю, как стремительно, цепляясь острыми коготками за одежду, она забирается на стоящего рядом со мной старика Санчеса. Ящерка самозабвенно лижет его лицо, большой пористый нос, грязноватые, в недельной щетине щёки.

"Бедный, бедный абуэло!"

Неожиданно рыбак стряхивает оцепенение, глумливо скалится и сиплым незнакомым голосом произносит:

– Нашла меня, пёсья дочь? Ты всегда была умной сукой, чёртова католичка. Перекинься сейчас же в нормальную, как я люблю, голую бабу! Не хватало ещё с ящерицами, да жабами лясы точить!

Не успевает Санчес закончить свой изысканный спич, как на месте рептилии материализуется из мрака, обнимающая его женщина. Она, как прежде, прекрасна в своём человечьем обличье, царственной чёрной наготе. Мамбо смущенно отстраняется от старика, отдаляется на несколько шагов, и становиться на одно колено. Приклоняя голову, женщина смиренно произносит:

– Приветствую тебя, Барон Самеди, повелитель мёртвых, супруг добрейшей матушки…