Морские байки

22
18
20
22
24
26
28
30

Пурпур и кобальт

Возвращение в "Планету Океан", или футуристическое фэнтези по мотивам Кусто и Лема

Изломанный глубиной солнечный диск стоял в самом зените. Я вдохнул свежую порцию прохладной морской воды, обогнул разросшуюся колонию изумрудных кораллов и продолжил поиск добычи на уступах подводных скал.

– Спокойно, друзья мои, не пугайтесь! Перед вами не "Лобстер сапиенс", новоиспечённый общительный вид из семейства ракообразных. Я обычный человек, занятый необычным делом.

Меня зовут Вильгельм Вард, а проще Вилли. Я норвежец по рождению, интроверт по натуре и ловец "арктического жемчуга" по профессии. Что, никогда не слышали про таких ловцов? Да неужели! В наше время в Норвежском море таковых уже не один десяток. Причём каждый работает в одиночку. Иногда в одном, но чаще, по очереди, в нескольких фьордах. В данный момент надо мной толща холодной солёной воды. По глубиномеру, как раз двадцать семь метров. Более точных координат, уж извините, не предоставлю!

Совсем забыл, друзья! Простите, что разговариваю с вами лишь мысленно. Всё-таки для дайвера с загубником в зубах по другому было бы затруднительно.

Но даже и мысленно, я треплю языком без меры. Есть такой грех! Всё дело в альтернативном аквалангам приборе "Искусственные жабры". Эти «жабры» были изобретены израильтянином Аланом Боднером ещё в прошлом веке. Однако применения не нашли, тогда не существовало достаточно мощных и компактных элементов питания. Зато сейчас есть! Это легкие и энергоёмкие гелиевые батарейки. Представьте, друзья, на Луне, в районе Моря спокойствия, уже третий год работает кратерный комплекс "Альфа-гелий-3". Как же тяжко приходилось дайверам в недавнем прошлом! Таскать на спине эти громоздкие баллоны с дыхательной смесью! Бедолаги! Правда есть у «Жабр» одна побочная проблемка. Погружаясь с аппаратом Боднера некоторые испытывают "синдром ныряльщика", патологическую непреодолимую тягу к общению. Ваш покорный слуга, к несчастью, как раз из числа таких молчаливых трепачей. Потому и приходится выдумывать себе несуществующих «друзей-слушателей», только бы не болтать бессмыслицу в пустоту. Иначе пришлось бы чувствовать себя пьяным попугаем Жако из морской таверны, которому весёлые матросы запихали в клюв добрый кусок смоченной в панамском роме булки.

Ну, что бы вы ещё хотели знать про меня? Например, каково часами пребывать в воде с температурой плюс пять градусов по Цельсию? Да без проблем! На мне "сухой костюм" с иридиевыми нитями. Питают "горячие нити" всё те же" гелиевые батарейки". Между прочим, у нас теперь единая для всего мира денежная единица – гео-кредит. За два миллиона «гео», которые стоят мои дайверские «доспехи», вполне можно купить домик где-нибудь в пригороде Осло, Хельсинки или Нового Стокгольма.

А старого доброго миллионного Стокгольма больше нет. Тайно доставленный в контейнере сухогруза ядерный заряд, мощностью в одну мегатонну, сработал в рождественскую полночь 2059-го, и города моей юности, вместе с моими родителями, не стало. В наше время дозиметры есть у всех поголовно. После Стокгольма множество мест в Северной и Центральной Европе «фонили», как четыре Чернобыля. Ежемесячная убыль населения от лучевой болезни исчислялась сотнями тысяч.

Что-то меня лихорадит, друзья, бросает от веселья к грусти. Давайте поговорим о прекрасном. У меня на шее, на шелковом шнурке, висит кожаный кисет. В нём восемь жемчужин, моя добыча за этот сезон. Знаете, как выглядит настоящий арктический жемчуг? Его зёрна, чаще всего золотистые, но самые крупные и ценные, это «королевские» или пурпурно-кобальтовые. Каждая из жемчужин неповторима. Виртуозные вариации стальных, синих, бордовых и фиолетовых цветов и оттенков, это настоящая "Симфония перламутра".

"Арктик перлз" появились в наших «полночных» морях лет шесть назад. Самый обычный североатлантический моллюск "Циприна Исландская" вдруг сбрендил и начал оригинальничать, рожать жемчуг. Первую жемчужину обнаружили случайно. Чистильщик садков на лососёвой ферме случайно наступил на раковину. У парня было хорошее зрение, и он заметил в осколках ракушки золотистый шарик. Правда культивация "Арктик перлз" не удалась, а массовая добыча дикого жемчуга оказалась нерентабельной. Но дело не пропало, и тем ценнее были те зёрна, что удавалось добыть. Вдоль побережья Норвегии работают десятки фрилансеров вроде меня. У каждого "ловца северных перлов" есть свои секреты и мистического рода ритуалы.

Сейчас я исследую подводную часть фьорда. Подбираюсь к подножию скал, раздвигаю руками в тонких перчатках заросли длинных, плавно колышущихся, бурых стеблей. Нигде не видно и не слышно ни одной "матушки Циприны". Что значит не слышно? А то и значит, жемчужницы «разговаривают», трещат между собой в диапазонах инфра и ультразвука. Тем не менее, я прекрасно их слышу. У меня на голове наушники, а в них встроен «Слухач», или как его обозвала южно-африканская фирма-производитель, "Ухо Посейдона". Смешно и неблагозвучно. Так и представляешь себе ушную раковину морского царя, огромную, зелёную, поросшую вместо волос густыми бурыми водорослями. По-моему, «Слухач» лучше!

Похоже, сегодня пустой день. Опять возвращаюсь к скалам. Плыву вдоль череды заросших зеленым «газоном» уступов. А вот и первая за сегодняшний день «молчаливая» гирлянда! Шесть, прилепившихся друг к другу светло-коричневых раковин. Это семейство изображает полумесяц рогами вверх. При участии изумрудной поросли на подводной скале произрос… флаг Арабской Лиги. Теперь надо аккуратно и не торопясь, вскрывать раковины по одной. Найденная жемчужина вынимается очень аккуратно. Не дай Бог навредить моллюску Циприны. После изъятия младенцев, «матушки» должны продолжать беременеть и рожать новых. Извлекая жемчужину, я успокаиваю её, словно ребёнка, мысленно произношу ласковые слова, обволакиваю убаюкивающей нежностью. Такие вот «ути-пути»! А куда деваться? Моряки, народ суеверный, а уж такие морские черти, как я, настоящие параноики.

Устроившись рядом с крайней в гирлянде раковиной, нежно вскрываю её японским жемчужным ножом. Он тоже часть ритуала. Старинное червлёное серебро, таинственные золотистые иероглифы. И вот, в самый ответственный момент, кто-то… садится мне на голову. От неожиданности чуть было не сваливаюсь с уступа. Медленно поднимаю руку и подношу её к обтянутой резиной макушке. Похоже у меня на голове расположилось паукообразное инопланетное существо. Хватаю «пришельца» за длинную членистую ногу, тащу его вниз. Ба, камчатский краб! В нём, от силы, килограмма полтора, это «крабёнок», подросток. Русские ихтиологи в пятидесятых годах прошлого века «депортировали» его предков в наши края с Тихоокеанского побережья.

Чудо с полминуты таращится на меня телескопическими чёрными, как угольки, глазками. Внимательно изучив странное существо, оно включает заднюю передачу и ретируется на край уступа. Бросив на меня прощальный взор, «крабёнок» медленно, «спиной» вперёд скользит вниз и плавно погружается в пучину. В багаже своего крабового интеллекта он уносит мой непостижимо странный образ.

Я не беден, друзья! Моя «жемчужная» профессия приносит немалые деньги. Две трети заработанных мной гео-кредитов я перевожу в госпиталь в Новой Ливии, там работает много моих собратьев по европейскому волонтёрству. Госпиталь требует постоянных вложений. Оставшиеся «гео» я без лишнего шума трачу на себя, такой уж я эгоист и бонвиван.

Открою вам секрет. Только не смейтесь, не думайте, что Вилли Вард, ни на минуту не умолкающий дайвер-болтун, «сбрендил» от одиночества. Я влюбился в эти жемчужные ракушки. Да и как их не любить. Они поют для меня таинственные песни, зовут, приглашают овладеть своими прекрасными младенцами, пурпурно-кобальтовыми жемчужинами. Я достаю их из раковин, из нежной плоти моллюска, словно из материнского лона. Странный, облачённый в стекло и резину, подводный акушер.

Сейчас я поднимаюсь на поверхность и восхожу по спущенному в воду трапу на борт своего рыбацкого "фискебёта"[43]. Мне не терпится присоединить новые, самые крупные на моей памяти зёрна, к их сёстрам. Какие необычные, никогда прежде не испытанные ощущения! Я в контакте с этими таинственными и прекрасными детьми Океана, чувствую их сердцем, тонкой кожей под дайверской искусственной шкурой. Снимаю маску, стягиваю наголовник. Невесомые тончайшие, из сверхпрочного материала перчатки беззвучно падают на деревянную палубу. В нетерпении достаю из поясной сумки свою прелестную добычу. Зрение обостряется до предела. Различаю кобальтовые очертания морей-океанов и пурпурные контуры материков. Как похожи эти малышки на крохотные модели неведомых планет. Из-за мокрой резиновой пазухи вытаскиваю на "свет божий" кожаный кисет на чёрном шнурке. Развязываю его зубами. Сейчас, сейчас! Потерпите! Сейчас разлучённые возлюбленные сёстры воссоединятся.

Но, что происходит?! Девять пурпурно-кобальтовых жемчужин в кисете начинают ощутимо теплеть. Те, что в моей руке, одна большая, «багрянородная», в фиолетовых разводах и две другие поменьше, изысканно-лиловые, с королевскими, синей стали прожилками медленно раскаляются. Я едва терплю, так они жгут мою ладонь. Ощущаю тревогу жемчуга, она сигналами бедствия стучит у меня в висках. От греха подальше кладу в кисет все три новых зерна. Теперь их двенадцать. Может быть, собравшись вместе сестрёнки успокоятся?

Так, ты тоже успокойся, Вилли! Что это было? Галлюцинации? Последствия слишком долгого пребывания под водой? Да, дожил я! С перламутровыми шариками беседую, перед воображаемыми друзьями речи держу! Может, всё-таки обратиться к знакомому "мозгоправу"?

Совсем рядом, в четверть-кабельтове[44] от моего «фискебёта», проплывает пара весёлых, острозубо улыбающихся касаток. А вот ещё четыре, многовато для одного небольшого фьорда. Рядом проходит большая стая белух, полярных дельфинов. Странно, на воле дельфины никогда не приближаются к этим «китам-убийцам». У меня под боком начинается настоящий морской цирк. Прямо у борта выскакивают из воды белухи и касатки. Они выделывают в воздухе замысловатые пируэты, их дрессированным собратьям такое и не снилось. Мощный лобастый вожак-белуха пляшет на могучем хвосте над тёмными волнами и ревмя-ревёт иерихонской трубой. Ледяные и солёные брызги летят мне в лицо.