Морские байки

22
18
20
22
24
26
28
30

Пару раз дёрнувшись в мнимых конвульсиях, я расслабился и стал погружаться на дно каменного колодца, попутно пересчитывая задом все встречающиеся уступы. Ивало, испугавшись, нырнула следом и принялась изо всех сил тянуть меня наверх, но не тут-то было. Утопленник не желал всплывать, и лишь вдоволь насладившись тщетными попытками бедной перепуганной женщины, внезапно и скоропостижно воскрес, схватил свою жертву в охапку и с шумом вынырнул на поверхность. С чисто женской последовательностью инуитка пришла в ярость от моей выходки. Можно подумать, что это не она первой затеяла игру "Утопи дружка". Девушка принялась вырываться из моих крепких объятий, пребольно колотя твёрдыми кулачками в грудь. Выражение её милого лица стало свирепым и она, словно небольшой, но опасный хищник, оскалила свои крепкие белые зубы. Мне подумалось, что именно их мне следует опасаться куда больше кулачных побоев, и я счёл за благо отпустить свою законную добычу.

Ивало, всё-ещё пышущая гневом, отплыла в противоположную сторону, выбралась из воды и принялась зачем-то выковыривать синеватую глину, слежавшуюся между камней, скатывая её в шарики. Невозможность словесного общения угнетала и мешала мне больше всего. В конце концов умение "говорить красиво" в искусстве обольщения женщины есть главное оружие настоящего мужчины. Пусть даже мужчина стоит голый посреди Гренландии и из одежды у него одни усы.

В общем, куда ни кинь…, а делать что-то надо, типа мирится. К счастью Ивало сама прекратила мои танталовы муки. Молодая охотница, видимо, привыкла брать на себя инициативу во всём. Она обосновалась на мне, как сборщик кокосовых орехов на пальме, обхватив руками шею, а ногами бёдра. Едва она попыталась начать свои фокусы с эскимосскими поцелуями, как я прервал её с твёрдым намерением научить целоваться по-человечески. По-моему, у меня получилось неплохо…

Боцман закончил цветной пеньковый коврик – корабельный мат и усмехнувшись заявил с грустью:

– Ну вот, и матик сплёл и тебе целую баржу россказней наплёл. Вспомнил дед, как в женихах хаживал.

– Чем дело-то кончилось, Устиныч? Что потом? – спросил я нетерпеливо.

– Потом мы на рейдовом катере отправились домой к Ивало и на этот раз не в иглу – продолжил боцман – Ты удивишься, в нормальный деревянный домик, ярко-лазоревого, небесно-голубого цвета. Этот домик Ивало с Наноком получили в подарок на свадьбу от местных властей.

Я вернулся на свой траулер. В Нууке на ремонте мы простояли ещё четыре месяца и после каждого рабочего дня я возвращался в лазоревый домик к своей Ивало. Говорили мы по-русски, да и я по-инуитски понимал уже хорошо. Ивало моя способной к языкам оказалась. Прикипел я к ней, девчонке гренландской. С собой позвать я её конечно не мог. Как она проживёт без родных, без охоты, земли своей студёной. Ясно – зачахнет. Она сама меня остаться просила. Говорит – оставайся. Будешь здесь рыбачить, со мной жить, а я, мол, тебе деток нарожаю. Счастье будет. А я что мог ответить? Говорю – не могу остаться. У меня на Родине это, считай, измена, а я предатель получаюсь. Она только головой покачала. Странная, говорит, у тебя, Рони-аккияк, Родина, словно ревнивая жена. Су-удьба! – вздохнул Устиныч. Что-то я расклеился, малый. Старый я стал, сентиментальный. Иной раз закрою глаза и вижу, как стоит на причале Нуука и ждёт меня моя Ивало. Она знает, что я жив и знает, что я не забыл её, ведь как-никак она немножко колдунья.

Боцман и страсть роковая

Любовно-портовый рассказ

На траулере было мало народа. Основной экипаж находился в отгулах, используя выходные дни, накопленные за время рейса. На борту находились только вахтенные, механик с мотористом, матрос, да ещё штурмана занимались рутинной береговой работой. На подмену заболевшему Владлену был прислан вечно береговой капитан Андрон Макаров. Был он всегда при параде, в капитанском кителе с золотыми шевронами, в фуражке с вышитым на заказ крабом и тщательно отутюженных брюках. Андрон был известен тем, что, не смотря на адмиральскую фамилию, категорически предпочитал капитанить в пределах родного порта. Мотивировал он свой выбор весьма оригинально, заявляя, что по выходе в море подвержен приступам жестокой ностальгии. Тоска по Родине в виду не имелась. Андрон Макаров в море тосковал по ежевечерней возможности уютно принять на грудь, причём исключительно в тёплой компании своей многоуважаемой тёщи. Тёща Андрона была женщиной богатырского роста и сложения, весьма выдающейся во всех приятных мужскому глазу местах. Носила она звучное имя Ариадна Леопольдовна и обладала исключительным даром. Уникальным, можно сказать, умением понимать тонкую душевную организацию любимого зятя.

Как-то начальство, после очередного отказа Макарова выйти в море, попыталось сделать в отношении сухопутного капитана, оргвыводы. Проще говоря, уволить его по так называемому "собственному желанию". Однако увольняемый оказался вовсе не беззащитен и применил своё секретное сверхоружие, тёщу Ариадну. Та ворвалась в отдел кадров флота могучим ураганом, на манер легендарной воительницы валькирии. Ураган этот сметал на своём пути встречных морячков, предметы казённой меблировки и прочую мелочь в виде сексапильных, но субтильных секретарш. Начальник ОК позорно бежал от нежданного бедствия вниз по лестнице и попытался укрыться, вместо своего кабинета, в мужской уборной. Однако и там, он был, настигнут, и с позором извлечён из взломанной мощным ударом кабинки. Очевидцы свидетельствовали, что слышали за дверью мужской уборной глухие стенания загнанного в ловушку несчастного клерка и даже, если не врут, звуки ударов и мольбы о пощаде. После этого рокового рандеву главный кадровик резко переменил своё мнение о Макарове, как о неперспективном специалисте и благоразумно решил оставить всё как есть, по-старому.

Глумливый матрос Эпельбаум, ехидно хихикая, уверял, что видел в тот день и час выбиравшегося из туалета начальника отдела кадров. Вид, мол, у него был такой, будто он официальным образом попытался проинспектировать женское отделение душевой персонала рыбного порта. Причём, совершил он это самоубийственное действо во время помывки бригады чистильщиц корабельных трюмов, конфликтовать с которыми опасались даже крутые докеры-мужики.

В Норвегии остался в совершенно официальной командировке наш боцман Бронислав Друзь. Поскольку личностью он был весьма популярной и даже легендарной, то слухи про эту командировку в родном Мурманске пошли самые экзотические. Одни говорили, что, дескать, Друзь заслан спецагентом в логово НАТО. Другие болтали, мол, боцман нашёл клад в пределах порта и бежал с богатством, переодевшись женщиной. В частности, тот же самый Макаров, нисколько не смущаясь тем фактом, что я был непосредственным свидетелем судьбы Устиныча, "совершенно конфиденциально" выдал мне следующую версию:

Дескать, дело было так. Наш усатый сердцеед боцман Друзь мирно прогуливался в пределах норвежского порта Тромсё. У одного из причалов его внимание привлекла роскошная трёхпалубная океанская яхта. Хозяйкой яхты, как выяснилось позднее, являлась вдова некого арабского шейха, нефтяного миллиардера. Как свидетельствовали всё те же таинственные очевидцы, это была женщина роковой восточной прелести. Красоту её выдавали лишь огромные антрацитовые глаза, таинственно сверкавшие над тонкой чадрой натурального шёлка. Великолепная вдова уже давно томилась в неприкаянном одиночестве, перманентно тоскуя без мужского внимания. Эта шамаханская царица узрела на причале великолепного роста мужчину с роскошными усами и мгновенно влюбилась в него без всякой мусульманской памяти. На причал был немедленно послан знойный красавец, капитан яхты по должности и евнух по совместительству по слухам. На хорошем английском, с лёгким арабским акцентом и восточным витиеватым радушием, смуглолицый капитан пригласил боцмана на борт трёхпалубной красавицы. Как настоящий моряк Устиныч не мог отказать себе в удовольствии увидеть поближе это чудо кораблестроения. В процессе осмотра нашего боцмана коварно подманили к хозяйской каюте, куда и втолкнули не менее коварным образом. Что происходило далее, внутри этой самой каюты, пожалуй, можно оставить на совести вечно голодных фантазёров-морячков.

Тем не менее, утром боцман вернулся на родной борт живым и вполне здоровым, если не считать припухших от знойных поцелуев губ и лёгких теней приятной усталости под глазами. Кроме того заметны стали зримые перемены в поведении седовласой жертвы Купидона. Романтическая рассеянность, несвойственная Друзю молчаливость, вселенская печаль и поволока в глазах. В общем, все классические признаки любовной болезни. В течение всей стоянки, по окончании рабочего дня, боцман поспешал в объятия черноокой красавицы. Капитан Владлен, прознав о преступной связи своего подчинённого, рассвирепел на манер отца Ромео, графа Монтекки. Злодей распорядился запереть влюблённого моряка в каюте, под домашний арест, причём до самого отхода траулера на Родину. Той же ночью терзаемый роковой страстью арестант бежал с родного борта, бесшумно демонтировав запертую дверь. Благо квалификация позволяла. Страстотерпец, согреваемый горячим, словно кипяток из самовара чувством, вплавь преодолев студёные воды норвежского фьорда, добрался до борта желанной яхты. Здесь он без промедления был поднят на борт темнокожими матросами и за неимением запрещённого Кораном спирта, растёрт восточными специями, для желаемого эффекта содержавшими жгучий мавританский перец. В ту же ночь яхта покойного шейха покинула порт Тромсё, унося в жаркие страны влюблённого боцмана и его звёздноглазую пассию.

Я не без изумления выслушал эту любовную новеллу, достойную пера самого Проспера Мериме. Мне почему-то показалось, что несколько приземлённый, в прямом и переносном смысле капитан Андрон Макаров, вряд ли сумел бы с такой долей экзотической романтики описать историю роковой страсти беглого боцмана. Тут чувствовалось присутствие дамы, причём дамы незаурядной, с явными литературными наклонностями. Задолго до появления мыльных любовных сериалов сочинившей столь классический сюжет страстной и скоропостижной, как смерть любви.

Ариадна, кто же ещё?! – догадался я и с грустью подумал, о том, сколько же России нереализованных, скрытых под серым ворохом рутины талантов.

Захват

Рассказ

На очередной ходовой вахте я заметил на горизонте силуэт судна. В бинокль удалось рассмотреть, что это наш брат рыбак – траулер идущий курсом на север. На корме с трудом различалось что-то пёстрое и цветное. Видимо флаг, но какой страны? Капитан достал из ящичка на переборке свои личные "цейсовские стёкла" и навёл "резкость на цель".

– Болгарин – уверенно заявил он – это их триколор – бело-зелёно-красный. Там у них ещё герб со львом в верхнем правом углу, но царь зверей у болгар мелкий, без телескопа не разглядишь.