Пульс в висках… Грохот.
– Оставь меня. Прошу тебя. Мы славно провели время, но этого хватит.
Кажется, я никогда еще лгала так виртуозно. И только в голове стучало, разрывая мои мир на куски: “Не верь, пожалуйста, не верь мне!”
Грегор был ошарашен. Несколько мгновений он не говорил ничего. Только смотрел в глаза, пытаясь найти там ответы. Но их не было.
Потом медленно поднялась вверх его ладонь без перчатки. Светлая кожа с немного выпуклым рисунком вен, который мне всегда так нравился.
Предвкушение касания, предчувствие, как перед ударом грома. Еще мгновение, и каждая его эмоция проникнет под кожу, растворяя, отравляя сладким безумием…
Мурашки пробежали по спине. Я закрыла глаза, резко выдохнув.
Но ничего не произошло.
Открыла вновь и поняла, что он так и не двинулся с места, опустив руку. Не прикоснувшись ко мне.
– Ну вот и все, – тихо прошептала я, смело взглянув в озера ночного мрака. Последний раз.
А потом развернулась и пошла прочь. Почти побежала, оставив позади гнетущую тишину.
Глава 23. Осколки души
Уже третий день подряд он пил. Сладковатый запах рома, казалось, пропитал кожу. Грегор все также просыпался с рассветом, а ложился около полуночи. Все также безупречно выглядел и в императорской тюрьме всегда был вовремя. Походка Палача была тверда, как и прежде. Никто не мог бы даже заикнуться о том, что ашаи Вильерт не выполняет своих обязанностей или порочит благородный облик мастера пыток. Темный облик. Только люди, которым доводилось встречать его в это время, могли бы сказать, что его черный взгляд блуждал в других мирах.
Грегор закончил работу поздно. Как и все последние дни он покидал тюрьму, когда ее шпили окрашивались в призрачный свет луны. На улице стало холодать, но мужчина едва накинул на плечи длинный тяжелый плащ с кожаной оторочкой и вышел за ворота. Ему не хотелось идти домой.
Ночь укрыла улицы черными крыльями, и только желтый свет редких масляных фонарей освещал путь. Ноги сами несли мужчину вперед. Он не задумывался о направлении, не разбирал пути. Его взгляд был направлен четко перед собой, но он почти не разбирал дороги.
Слишком много мыслей было в голове. Слишком сильно шумело. Давило на виски.
“Все верно, все произошло так, как и должно было”, – говорил он сам себе, но и сам себя не слышал.
“Так будет лучше”…
На лице застыла жестокая маска. Изредка, в ответ на ту или иную мысль, губы пытались приподняться в саркастической улыбке. В иронии над самим собой. Но неподвижная маска оставалась на месте. Чуть прищуренные черные глаза, еле заметно сдвинутые брови, сжатые до хруста челюсти.
Ему казалось, что вся его жизнь похожа груду хрусталя. Дорогого, но разбитого на осколки. И каждый день он ходит по ее прозрачной, искрящейся крошке.